Фил. Как он мог? Кто дал ему право так грубо вмешиваться в мою жизнь? Хочется схватить его за грудки и трясти, трясти, пока не вытрясется все его высокомерие, все его самомнение, чтобы он своими глазами увидел собственное поведение таким, как оно есть. Я больше не люблю его, но мне невыносимо больно за женщину, которой я была когда-то, которая слепо верила этому человеку, а он самодовольно вертел ситуацией за ее спиной, как ему вздумается.
— А вы знали, что отец звонил вам? — спрашивает Кирсти.
— Нет, тогда не знала. Узнала пару дней назад. Фил скрыл это от меня.
— Господи, почему вы вышли замуж за такого человека?
— Потому что любила его.
— Значит, любовь слепа?
В ответ молча пожимаю плечами и снова сажусь, тело отяжелевшее, на него давит тяжкий груз мрачных дум и переживаний, разбередивших мне душу, никак мне от них не избавиться, не очиститься. Как жить с этим дальше?
— Я много лет присматривалась к другим девочкам, к их матерям, все думала, каково это, иметь свою маму, — говорит Кирсти. — Мне казалось, это значит, что кто-то всегда укладывает тебя спать, читает на ночь сказку, пришивает бирку с именем к одежде, берет с собой в магазин. — Голос ее теперь слаб и хрупок; кажется, она сейчас расплачется. — Играя на сцене, я могу полностью перевоплотиться в другого человека, раствориться в его жизни. Становлюсь как пластилиновая. Могу вылепить из себя кого угодно, кого захочу. Мне это раз плюнуть, потому что у меня нет своего характера, нет собственного «я». Слишком много времени и сил потратила, желая быть как все остальные девочки, у которых есть мамы.
— Глядя на твою комнату, не скажешь, что здесь живет человек без собственного «я». — Обвожу спальню рукой: кровать аккуратно заправлена, на столе букетик цветов. — Вон здесь какой порядок, видно, что его поддерживают тщательно и любовно.
— Я просто играю роль человека, который во всем любит порядок.
— Но зачем? Почему ты не стала как люди, с которыми живешь, твои соседи?
— Просто нравится делать вид, что я другого поля ягода, вот и все. Что я Эмили. — Глаза ее суживаются. — Ваша дочь считает, что у вас теперь не настоящая семья, потому что отец вас бросил. Но она понятия не имеет, как это плохо бывает на самом деле.
— Я знаю, когда от нас ушел мой муж, Лорен было нелегко, но она скоро привыкнет.
Кирсти берет со стола фотографию своих родителей, смотрит на нее, потом переводит взгляд на меня:
— Вы верите в сказки?
— Про злую мачеху и прекрасного принца? — вздыхаю я. — В жизни не бывает, чтобы либо черное, либо белое.
— И все-таки вспомните, в сказках зло всегда бывает наказано.