Робби спускается вниз около десяти, сообщает, что Лорен в конце концов открыла ему и сейчас в постели.
— Она здорово расстроена.
— Как думаешь, стоит пытаться поговорить с ней?
— На твоем месте я бы не торопился, — говорит он, обнимая меня. — Ты же ее знаешь, мама. Нагородит черт знает чего, а потом на попятную.
— Для нее это сильное потрясение.
— Да. — Он ставит локти на стол и шумно вздыхает. — Бред какой-то. Я знаю Эмили уже чуть не год и понятия не имел, что она… темная лошадка. — Он снова вздыхает. — Ладно, пойду спать. Утро вечера мудренее. До завтра, мама. — Целует меня в щеку.
— Спокойной ночи, Робби, — обнимаю я его. — Спасибо тебе.
Я остаюсь внизу, надо закончить глажку и убраться на кухне. Когда поднимаюсь к себе, в доме стоит полная тишина, только половицы скрипят под ногами. Открываю дверь в комнату Робби, вхожу на цыпочках. Впрочем, его сейчас пушкой не разбудишь, спит без задних ног. Разбросал руки и ноги по всей кровати, как морская звезда, одеяло сброшено, на полу куча одежды. С минуту гляжу на него, потом крадусь в комнату Лорен. Она тоже крепко спит, тихо посапывая, свернулась калачиком на самом краешке кровати, остальное место занимают ее мягкие игрушки: у нее целый зверинец, кого тут только нет, от пушистого коричневого крота до тигра больше ее самой. Когда в гости приходят подруги, она прячет их в шкаф, а как только они уходят, снова достает и раскладывает на кровати, накрытой пуховым одеялом. Как и большинство детей, она в чем-то опередила свой возраст, кажется совсем взрослой, а в чем-то, наоборот, еще совсем ребенок. Это касается учебы, например, знает больше, чем ее сверстники, а также хорошо бегает, легконогая и довольно сильная, но в остальном, и физически, и эмоционально, она совсем еще маленькая.
Осторожно целую ее в лоб, приглаживаю волосы. Она переворачивается во сне на другой бок, приткнувшись к горилле и короткошеему жирафу. Крадусь обратно и вдруг замечаю на ее столе кучку изорванной в клочки бумаги. Открываю дверь пошире, свет из коридора падает прямо на стол. Это альбом и газетные вырезки. Она порвала в клочки фотографию, где мы сняты втроем перед церемонией вручения премии. Мой газетный снимок, опубликованный несколько месяцев назад, тоже изуродован: из него торчит красная ручка, глаза выколоты и рот разорван.
На следующий день встаю, как всегда, в половине седьмого и полчаса принимаю душ, одеваюсь и готовлюсь к предстоящему дню. Меня все еще беспокоит вчерашняя реакция Лорен, и я очень надеюсь, что она успокоилась, — по утрам действительно многие вещи видятся совсем в другом свете. Едок она у нас не очень, но на завтрак обожает оладьи, так что быстренько взбиваю жидкое тесто, иду наверх к комнате Робби и стучу в дверь: