Я ужасно боялась встречи с мистером Стюартом, и когда он закончил разговор с профессором и пришел в отделение, спряталась в процедурной и подглядывала за ним в щелку двери. Лицо его было белое как мел, невидящие глаза смотрели куда-то в пространство. Сестры собрали вещи Сэнди, упаковали в несколько мешков, они стояли на кровати, уже заправленной чистым бельем, и ничто не напоминало, что здесь совсем недавно лежала его жена. Он устало поднял пакеты и, согнув спину, по-стариковски волоча ноги, направился к лифту. Горе сломило его.
Профессор Фиггис вызвал меня к себе в кабинет, указал на стул и только потом уселся сам за рабочий стол, оперся о него локтями и положил подбородок на руки. В окне за его спиной светило клонившееся к закату солнце, и мне пришлось прикрываться от его прямых лучей. Я рассказала профессору все как было, от начала и до конца, ничего не утаила и ждала, что он немедленно уволит меня. Он выслушал с серьезным лицом и согласился: да, ошибка ужасна.
— Я напишу заявление об уходе, — сказала я, пугаясь собственных слов.
— А толку? — строго спросил он. — Вы молодой и, смею сказать, перспективный врач. А врачам порой приходится учиться на собственном горьком опыте… Вам не повезло, да, и вы сделали глупость. Так не делайте еще одной.
— А как же мистер Стюарт? — Я сдвинулась чуть в сторону, прикрыв глаза от солнца ладонью. — Он знает, как это произошло?
— Мистер Стюарт знал, что его жена неизлечимо больна, и ни вы, ни я не могли тут ничем помочь.
— Да, но…
— Ваша ошибка заключалась в том, что вы поверили в безграничность собственных возможностей.
— Надо было попросить кого-нибудь помочь.
— Надо было, — согласился он. — Но у нас, к несчастью, не хватает персонала, так что удивляться нечему.
— Я понимаю, ничего уже не исправишь, но…
— Мы не боги, доктор Нотон. Мы не в силах исправить то, что исправить в принципе нельзя.
— Да, но будь я более добросовестна, по крайней мере…
— По крайней мере — что? Она бы воскресла, точно Иисус? И все возрадовались бы? — Он устало покачал головой. — У нее диагностировали рак. Конечно, никто не думал, что она умрет сегодня, но месяца через два в любой день можно было ждать развязки.
— Но я приблизила ее кончину. — Я сощурилась на солнце, глаза наполнились слезами. — Я убила ее.
— Вы тоже человек, доктор Нотон, и нет такого врача, который не совершал бы ошибок. Моим учителем был профессор Льюис Маркхэм. Слыхали о таком? — (Я кивнула.) — Так вот, однажды он сказал мне, что врач только тогда становится настоящим врачом, когда убьет пациента. Звучит, может быть, резковато, но, к несчастью, в этом есть значительная доля правды. — Он обернулся и поправил шторы, почти задернул, осталась лишь узкая щелочка, сквозь которую проникал тонкий солнечный лучик, прорезая пространство кабинета. — А сегодня и вы поняли, что способны совершать ошибки.