Но я в такие игры не играю.
— Сейчас спрошу у них, — говорю. — Подожди минутку.
Оставляю мобильник в ванной, возвращаюсь в спальню. Фильм заканчивается, подносы с едой похожи на поле битвы. Бенсон лежит, уткнувшись носом в край подноса, и ждет разрешения расправиться с последней корочкой жареного хлебца.
— Папа предлагает сводить вас куда-нибудь выпить чаю и развеяться, покормить уток, выгулять Бенсона.
— Ура! — кричит Робби. — Я так и хотел провести субботу.
— Но мы ведь только что поели, — мрачно отзывается Лорен.
— Сначала погуляйте, — говорю я. — А поедите потом.
— А завтра что, тоже идти к нему? — спрашивает дочь, внимательно разглядывая ногти.
— Не знаю, — отвечаю я, садясь на кровать. — Но он очень хочет вас видеть. Беспокоится о случившемся.
— И Эрика будет с нами? — Лорен находит заусенец и впивается в него зубами.
— Думаю, да, — отвечаю я, беря ее за руку. — А что в этом плохого?
— Когда она рядом, папа всегда какой-то другой. — Лорен выдергивает руку и бросается на подушку. — Становится какой-то странный, сам на себя не похожий, порхает вокруг нее, суетится, будто она ничего сама не может сделать… С тобой он таким не был.
«Это потому, что он любит ее. Хочет все время быть рядом, не может с собой сладить».
Я глубоко вздыхаю:
— Поговорить с ним об этом?
— Он подумает, ты от себя говоришь, ревнуешь, — мотает она головой.
Тут Лорен права, и мне очень не нравится, что по нашей вине ей приходится видеть разлад между родителями.
— Он как-никак твой папа, Лорен, — говорю я и щекочу ей пятку. — Эрика в его сердце, возможно, останется не навсегда, а ты там будешь всегда.
Она отдергивает ногу и недоверчиво улыбается:
— Ты так думаешь?
— Я это знаю. Любовь к детям никогда не проходит, что бы ни случилось.
Она оглядывается на Робби, словно хочет увидеть, что он думает по этому поводу. Он, уставившись на экран, кажется, не слушает, но я вижу, что он сжимает зубы.
— Ну, что сказать папе? Вы согласны? — Я делаю веселое лицо. — Попросите, чтоб повел вас в ресторан, который вам понравился, возле школы.
— Робби! — Лорен трясет его за коленку. — Пойдем?
— Только если вместо завтра, — бесстрастно произносит он. — И только если не будет читать нам нотаций. — Бросает на меня язвительный взгляд. — Особенно теперь, когда сам убедился, что я не врал насчет наркотиков.
— Вполне здравая мысль, — отзываюсь я. — Но я почему-то уверена, что теперь он уж точно перестанет читать нотации.
Возвращаюсь в ванную, сообщаю Филу, что дети согласны, но с условием.
— Завтра они остаются дома. И еще… — Я делаю паузу. — Робби надеется, что теперь ты забудешь свои нравоучения.