Они остановились, с минуту постояли молча. Потом, взглянув на Никодима, Андрей сказал:
— Ты в лагере начал было рассказывать о себе… ну, как попал к фашистам… да так и не кончил: на работу погнали.
Андрею хотелось дослушать рассказ Никодима. Он должен был составить себе более ясное представление о человеке, который идет сейчас рядом с ним. Каково прошлое этого человека? Что у него на душе? Можно ли на него положиться в трудную минуту? Все эти вопросы задавал себе Андрей и не только сейчас, но всякий раз, когда сталкивался с новым человеком, судьба которого скрещивалась с его судьбой.
— Так ты кончай, — попросил Андрей. — Расскажи, пока стоим.
— Не больно-то охота разговаривать. От холода свело всего.
— А ты коротко.
— Бр-р… На чем же это я тогда остановился? С голодухи память стала, что дырявый мешок, — ничего не держится.
— А ты дырку зашей либо заткни, — сказал Сандро и ухмыльнулся.
— Еще шутит. Грех смеяться.
— Ты не злись, рассказывай… Кончил на том, как послали тебя на какой-то там километр.
— Вот-вот… Ну, прибыл я на пост… Бр-р… Встречаю и провожаю поезда. Изредка обозы или колонны солдат пропускаю через переезд. А то все больше в будке у себя сижу. А фронт недалеко. Грохочет… Ах, черт бы побрал этот ветер! — воскликнул Никодим, растирая рукой щеку.
— Становись поближе… Вот тут возле нас, здесь тише.
— И то правда, — заметил Никодим и стал возле пушистой молодой ели. — Так, значит, грохотало. День, два. Потом налетели самолеты. Я как раз обоз военный пропускал через переезд. Вот тут и началось. Каша. Хорошо, что я под откосом в яме спрятался, а то было бы! Ну, поднялся, когда затихло. Кто из обоза уцелел — уехали. Дорога разбита. Телефон, как назло, испортился — позвонить не могу. Ждал почти до вечера — ни поездов, ни ремонтников. А тут слышу, стреляют со всех сторон… И так мне тяжело стало. Думаю: сколько пришлось перенести… после того как из военкомата был направлен на эти дорожные работы… А сколько, думаю, еще продлится это лихолетье. И вот решать надо: то ли оставаться на посту, у будки, то ли идти к начальству на станцию. Пока раздумывал — фашисты из лесу. На мотоциклах. Я — в кусты, они — по мне стрелять. Настигли и начали бить. А потом погнали в лагерь.
— Та-ак… — задумчиво произнес Андрей и, взглянув на Никодима, спросил: — А теперь что ты думаешь? Куда направиться?
— О… теперь мне не страшно… Под ногами ведь калиновская земля, родная… Идемте скорей…
— Идем, — согласился Андрей и, подумав о неизвестности, ожидающей их впереди, захотел узнать насчет этого мнение Никодима. — А скажи, ты ведь человек пожилой, должно быть опытный, — посоветуй, что нам делать, куда податься.