Пушка в упор начала бить по танку, шедшему вдоль леса. Один снаряд разбил башню, второй — гусеницу. Пламя широким языком лизнуло темно-серые бока машины и побежало по всему корпусу. Танк горел, но артиллеристы, словно боясь, что это чудовище, как сказочный змей, может ожить, выпустили по нему еще несколько снарядов — трудно было сдержать свою ярость.
— Танк справа! — крикнул Злобич орудийному расчету.
Его никто не услышал, он устремился было к пушке, ко артиллеристы сами заметили опасность. Танк был совсем близко от них, он крошил под собой кустарник и, стреляя из пулемета, с грохотом несся к опушке леса. Партизаны мгновенно повернули пушку, но поняли, что стрелять поздно — танк был слишком близко.
— Гранаты! — крикнул Новиков и вместе с другими отскочил за деревья.
Раздался сильный взрыв. Из башни танка забило пламя с черными клубами дыма. Гитлеровские автоматчики шарахнулись в сторону и побежали к лесу. Им навстречу выкатились ряды партизан.
— Ура-а-а!..
Это грозное слово могуче летело теперь над большаком, перекатывалось по лесу. Партизаны высыпали на дорогу, добивая остатки колонны противника.
— Сандро! — крикнул комбриг и, подставив колено под планшет, написал на вырванном из блокнота листке: «Прорыв совершен. Злобич». — На рацию! Камлюку!
Нет, Сандро, ты, видимо, не любил, если хочешь так просто меня успокоить… — возражал Злобич, покачиваясь в седле. — Как можно не тревожиться?
— Ничего ведь неизвестно. Ну что может случиться с Надей?
— Может, погибла или фашисты захватили.
— Бросьте, Борис Петрович. Ужасы придумываете.
— Конечно, ужасы… Но что сделаешь? Взвесь все, подумай…
— Никто же определенно не сказал, что с ней… Почему вы предполагаете худшее? Так можно бог весть до чего додуматься! Перестаньте тревожиться, все будет хорошо.
— Нет, мой милый, не так легко отвязаться от горьких дум… Сам пытался унять тревогу — не получается… Кипит в душе… Поверишь, бой шел, и то я не забывал. А ты хочешь успокоить… Да веришь ли ты сам тому, что говоришь, в чем хочешь меня убедить?
— Ах, шени чириме! Видимо, легче Эльбрус сдвинуть с места, чем вас переубедить, — вздохнул Турабелидзе. — Мне так жаль вас…
— Спасибо, друг. Ты добрый.
— А как же иначе?.. Ваше горе — мое горе…
— Тогда и правде в глаза смотри. А то успокаиваешь… Разве мне и тебе от этого легче? Мы солдаты! Какая бы беда ни нагрянула — без чувств не упадем. Знать бы только, какая она, эта беда.
— Скоро, вероятно, выяснится все.
— Да, но что принесет эта ясность? Такое можешь узнать — хуже неизвестности…
Злобич слегка вздохнул и, поглядывая вдаль, в сторону Родников, задумался. Над головой шелестели придорожные вербы, их вершины постепенно теряли свои очертания, тонули в вечернем сумраке.