Иногда ей казалось — особенно, когда столовую заполняла толпа офицеров, — будто она не на своей родной земле, а где-то в Неметчине, в чужом и страшном логове. И с ней Поддубный, еще один советский человек. Их двое, над ними нависла одна и та же беда. И неважно, где и как она их настигла и свела вместе — на своей, на чужой ли земле, — они должны вести себя мужественно, должны поддерживать друг друга.
У нее был план убить сегодня Бошкина и освободить Поддубного. Она собиралась сделать это после обеда, когда гитлеровцы пойдут в казармы и на квартиры — отдыхать. В это время прекращается работа в отделении жандармерии. На дворе и в помещении, кроме часовых, никого не остается.
На посту у гаража — Федос Бошкин. Как же не воспользоваться таким случаем?
Надя в мыслях разработала свой план во всех подробностях.
Она после уборки столовой выходит во двор — это ей никто не запрещает — и садится под вязом, на лавочке, неподалеку от гаража. Сидит и штопает чулок, а за голенищем правого сапога слегка давит ногу нож, тот самый нож, которым она начистила уже немало картошки. Тихо и задумчиво напевает она какую-то грустную песенку.
А рядом — Бошкин. Он все видит и слышит. Ему хочется подойти к ней, но он боится начальства. Он говорит ей что-нибудь, она отвечает, но рассеянно и вместе загадочно, интригующе. Все это — и ее вид, и ответы — выводят его, наконец, из терпения. Он бросает взгляд на ворота гаража с огромным замком на широком засове, оглядывается на здание жандармерии, откуда может показаться часовой, и направляется к скамейке. Надя продолжает работать и как будто не замечает его прихода.
Он садится рядом и одной рукой осторожно пробует обнять ее за талию, говорит что-то. Она немного отодвинулась и вдруг, бросив петь, закрыла лицо руками, заплакала. Это окончательно выводит его из равновесия, он пробует ее успокоить, утешить, привлекает к себе. И — удивительно — она, гордая, строгая, на этот раз не сопротивляется, наоборот, она сама прижалась к нему. Сколько он домогался этого от нее и вот наконец пришел его час! Опьяненный успехом, разве заметит он за ее ласковостью что-нибудь недоброе? Может быть, увидит только, как она положит на скамейку недоштопанный чулок. Затем она обхватит его левой рукой за шею и близко-близко притянет к себе. А тогда он уже не увидит, а почувствует, как что-то острое вдруг вонзится ему в затылок…
Раненный, он будет, наверно, сопротивляться, но она добьет его, сбросит под скамейку и затем, схватив автомат, кинется к гаражу, к окошку, выходящему на огород. Ломом, который стоит (она утром видела) за углом гаража, она сорвет с окна решетку. Одна минута — и Поддубный будет на воле. Они перелезут через забор и огородами побегут к прибрежным кустарникам, к зареченскому лесу.