И с ней стяжает славу и блаженство.
XXXV
В таких-то лабиринтах легким бегом
Явил свои деянья воин юный,
Он счастлив был и предавался негам,
Что́ смерть ему, что́ горести в подлунной!
Но рок не отвести нам оберегом:
Мы все в упряжке движимы Фортуной!
Хоть льсти, хоть шли проклятия Фортуне —
Останется глуха, всё будет втуне.
XXXVI
И что нам сетовать, что падать духом
Иль увлажнять ланиты током слез?
Не тронется, не преклонится слухом,
Вставать ли супротив ее угроз?
Весь мир она своим подмяла пухом,
Ведет, как хочет, ход крутых колес.
Блажен, кто мысли от нее отводит
И в доблести спасение находит!
XXXVII
О, счастлив тот, над кем она не властна,
Кто супротив атак ее идет,
Тверд, как утес пред бездною ненастной,
И защищен, как от ветров оплот;
Кто ждет удара, стойко и бесстрастно
Превратностей претерпевая гнет!
Он, от себя завися лишь, тем самым
Не в воле случая – он правит сам им.
XXXVIII
Уж в колеснице светлую Аврору
Понес Пегас, в узде горящей мчась;
И из-за Ганга встало в эту пору
Светило дня, во злато облачась;
Уже на Эту, золотую гору,
Латоны дочь бежала в ранний час,
И в росной влаге стебли приподняли
Цветы, что их от холода склоняли.
XXXIX
И радостная ласточка, приветствуя
Рожденье дня, в гнезде своем запела;
Уж стая Снов, со светом не соседствуя,
В свою пещеру мрака улетела,
Когда, в душе ликуя, а не бедствуя,
Проснулся Джулиано; глянул смело
Он вкруг себя, и очи поразились:
В них страсть и жажда славы отразились.
XL
Тут Славу он увидел пред собою.
Богиня быстрокрылая в броне
Звала его и всех отважных к бою,
«Вперед! Вперед!» звучало в вышине.
Он чувствовал, что гулкою трубою
Уже к турниру призван он извне,
И в теле будто возгорело пламя.
Воззвал горе такими он словами:
XLI
«Юпитерова дочерь всеблагая,
Ты двери храма Януса блюдешь,
Могучею десницей полагая
Грань миру и войне; ты предстаешь,
Богиня-дева, землю озаряя,
Величием овеянная сплошь,
Зажги мне сердце доблестью священной.
Тритония, вонми мольбе смиренной!
XLII
В твоей броне явилось мне виденье
Той, что была безжалостна со мной,
И страшный лик Медузы, и плененье
Амора этой донной ледяной,
Но скованного разума волненье
Ты уняла, мне ниспослав покой;
На подвиги зовешь с Амором ныне,
Даруй мне славу вечную, богиня!
XLIII
И ты, чьим лицезреньем услаждаюсь,
Кто в облаке пылающем предстала,
Кому всецело сердцем подчиняюсь,
Зане любовь едва ль мне помогала,
Тобой на брань я воодушевляюсь,
Как резвый конь от трубного сигнала,
Тобой да отличусь, о Слава, днесь я,
Неси меня в просторы поднебесья.
XLIV
И коль, Амор, могу я быть по праву
Поборником твоим противу той,
Противу той, что силою расправу,