— Ты от склада далеко живёшь?
— Да.
— А рядом кто из надёжных людей найдётся?
— Анька там живёт, я с ней поговорю.
— Не вздумай. При следующей встрече дашь адрес, описание и имя человека на которого можно сослаться, желательно эвакуировавшегося, но можно и призванного в армию. Ещё желательно какие-нибудь подробности — ну там, в комиссии он был когда в комсомол принимали. Сама никуда не суйся. Только пассивный сбор информации, даже никаких наводящих вопросов, только смотришь и слушаешь. Ясно?
— Да, но…
— Никаких но, если только узнаю, что своевольничаешь, суну в мешок и отвезу глубоко в лес. Даёшь слово?
— Ладно, даю.
— Договорились, делай свежую повязку, и устраиваем концерт.
— Какой?
— Увидишь, даже поучаствуешь.
Через пару минут я опять был белый и стерильный.
— Теперь слушай: я повёл себя по-хамски, что от немецкого офицера ты никак не могла ожидать. Ты стала отбиваться, я порвал на тебе халат, ты вырвалась и убежала. Весь день ревёшь где-нибудь в дальнем углу, потом минимум три дня, а лучше неделю ходишь с мокрыми глазами. Короче с сегодняшнего дня ты всех мужиков ненавидишь, а есть у тебя в жизни только работа.
— Это ты так решил свою собственность обезопасить от чужих поползновений?
— И это тоже, но главное, что афёра с грузовиками вечно тайной не будет. Начнут опрашивать всех с кем я контактировал. Скажешь сволочь — главная так сказать черта, сначала комплименты отпускал, а потом руки распустил. Скорее всего отстанут, так как эмоции всё забили. Ну что можно о сволочи вспомнить, кроме того что сволочь? А то что сдох — туда ему и дорога. Ну, готова?
Я взялся за правый лацкан халата и рванул его вниз. Раздался треск разрываемой материи. Глаза Ольги сделались огромными и в них показались слёзы. Любовь Орлова и та лучше не сыграет.
— Давай, кричи, — одновременно ударяю по стальной биксе с инструментами, та летит на пол и с жутким грохотом разбрасывает свой содержимое по углам.
— Нет! — Оля орёт так, что уши закладывает и отскакивает в сторону, оставляя мне в качестве трофея кусок белой ткани.
В коридоре раздаётся топот нескольких пар ног. Рывком открываю дверь, бросаю под ноги подбежавшим санитарам и медсестре обрывок халата и, громко ругаясь, устремляюсь к выходу. Кажется всё получилось. Сбегаю по ступенькам и, не оборачиваясь, ныряю за руль. Двигатель взревел, и автомобиль с пробуксовкой, подняв тучу пыли, рванул по дороге. Всё — конец акта. Сыграно!
Погрузка ещё не закончилась, но конец был уже близок.
— Пауль, у нас всё нормально. Какой-то вы дёрганый, если бы не ваше теперешнее положение, я бы сказал что на вас лица нет. Ха-ха! Эсэсовцы?