Светлана почему-то села на заднее сиденье. И он почему-то сел рядом. И тут же их притянуло друг к другу, как разнополярные магниты. Лента жизненного видеомагнитофона закрутилась в режиме ускоренной перемотки. Она действительно сладко целовалась. И руки у нее были очень сильные, как у тренированного мужчины. Но они умели быть и нежными. Наманикюренные пальцы ловко расстегнули ширинку, нырнули внутрь, извлекли наружу самую чувствительную часть его тела. Он застонал.
– Вот ты и оттаял… Сейчас, сейчас…
Она отстранилась, извиваясь, стащила с себя платье, скомкав, бросила вперед. Нагнувшись, сбросила босоножки, стянула крохотные стринги, привычно отправляя все на переднее сиденье. Потом, как опытный наездник, села верхом, сразу попав, куда надо. Маленькие груди оказались перед его лицом, и, удивляясь себе, он впился в них губами. Началась скачка. Машина раскачивалась, прямо над ней светил фонарь, мимо шли поздние прохожие, из «Якитории» выходили последние посетители. Вряд ли двадцатипятипроцентная тонировка могла скрыть происходящее внутри. Но Евсеева это не занимало. От Светланы приятно пахло, у нее была нежная шелковистая кожа и мягкие ступни… И больше его ничего не интересовало. Сколько прошло времени? Этого он не знал. Но, наконец, скачка закончилась.
Евсеев обмяк, приводя дыхание в норму. А Светлана, перегнувшись через спинку, собирала вещи, нимало не смущаясь своей сверхоткровенной позы. Потом она быстро оделась, застегнула босоножки, одернула короткое платье, поправила волосы.
– Ты всегда ходишь без лифчика?
– Что?!
Она отодвинулась, глянула, как дама из высшего общества на испортившего воздух сантехника. Королевское спокойствие. Достоинство. Безупречность.
– Ну, в смысле… Да нет, ничего…
Евсеев чувствовал себя дураком. Что это с ним произошло? С первой встречной, в машине, под фонарем, на глазах у прохожих… Неужели она капнула ему что-то в еду? Или распылила аэрозоль? Но когда?
– Я знаю, почему вы такой грустный. – Она извлекла из сумочки пудреницу, бегло осмотрелась, достала помаду, слегка поправила губы.
– Почему? – тупо повторил он.
– Сложное положение. При таком уровне измены не стоит становиться перед паровозом. Скорей всего, он не остановится. Перемелет и дальше понесется….
– Что?! – его будто по голове ударили. Кастетом. Вот и все, никаких сомнений. Это не просто подход. Это вербовочный подход! Но главное даже не это…
Она округлила рот и нанесла помаду уже жирнее, при этом продолжала говорить, хотя из-за затрудненной артикуляции речь стала неразборчивой. Но он хорошо различал слова. Потому что недавно произносил их.