— У этого никаких проблем с солнцем не было. Можешь предложить гипотезу, зачем бы ему появляться?
— Ну, скажем, осквернение святилища Аида могло бы его вызвать, но у Аида на самом-то деле святилищ не было. Древние греки его боялись до смерти и даже отворачивались, принося ему жертвы. Имя его никогда не произносилось. Так что я не знаю.
— Все равно спасибо.
— Ты уверена, что я тебе не нужна там?
— Определенно.
— Звони, если что.
Я повесила трубку и посмотрела на Рафаэля.
— Мужа твоей матери как звали?
— Алекс Дулос.
— Он был язычник-грек?
Рафаэль скривился:
— Понятия не имею. Как-то не всплывала эта тема. Мы отношения выстраивали аккуратно: он не пытался быть мне папой, я не старался стать его сыном. Встречались за праздничными обедами и говорили все больше на спортивные темы — как наиболее безопасные. А что ты подумала?
Я покачала головой:
— Изо всех сил стараюсь ничего не думать. Пока что собираю данные. Ты видел, как бобик хлопнулся?
— Как будто сидел на цепи и выбрал ее до конца, — ответил Рафаэль, пальцами барабаня на приборной доске какой-то быстрый ритм.
— Это, вероятно, означает, что он как-то привязан к местности. Наверное, надо пойти и посмотреть.
— Пойдем. — Рафаэль поежился. — Вряд ли у тебя есть запасные шмотки?
— О шмотках надо было думать до того, как решил перекинуться человеком.
Снова та же грешная усмешка.
— Я так всегда мечтал оказаться при тебе голым, что не мог упустить шанса.
Я запустила мотор.
— Как ты всегда полон сам собой!
— Меня как раз интересует сделать так, чтобы мной была полна ты.
Я себе это представила, и у меня мозги закоротило, вышибая рациональные мысли.
— Кстати о том же: у тебя что-то на губах. Посмотри-ка в боковое зеркальце, что это там?
Он глянул — и у него отвисла челюсть. Губы оказались сплошь черные. Густая черная линия маркера подчеркивала глубоко посаженные глаза, и черная слезинка слетала с левой скулы. Он дотронулся до щеки, оттянул слегка, превращая лицо в плоскую маску, чтобы рассмотреть слезинку, посмотрел на меня — и взорвался смехом.
Я стояла на капоте джипа и медленно обводила биноклем сетку лощин. Джип я поставила на краю неглубокой расселины, слегка не доезжая до места, где Цербер чуть не выгрыз у нас кусок заднего сиденья. Рафаэль, все так же сияя нагой красотой, сидел на пассажирском сиденье и выдергивал из книги случайные фактики про Аида.
— Забавный мужик, Аид этот. Свою жену он просто умыкнул.
— В Древней Греции жизнь была куда проще, если ты бог. Наверняка у него был еще целый гарем любовниц.
Ветер доносил вихри ароматов от Рафаэля: легкий мускус пота, восхитительные испарения кожи… мне что-то трудно стало сосредоточиться.