На Дикого выскочил откуда-то сбоку «душара» и полил длинной очередью, но Дикий успел упасть и сделать гаду подсечку, а после перебить «душаре» горло стволом автомата. Еще секунда, другая — и очереди стихли. Еще несколько пистолетных выстрелов — и тишина. Это не Вторая мировая война и даже не Первая. Тут времени нет рыть окопы и воевать годами. Пиф-паф, одним словом, ой-ой-ой! Вот и сдох «душара» мой!..
Только эхо носилось между гор. Какое-то время память о бое сохранится в колебаниях воздуха.
И тут постепенно начала возникать боль. В бою ее не чувствуешь. А если почувствовал — значит бой закончился. Падая, Дикий ударился ребрами о камни. Шевелиться теперь было больно, но не очень. А если не очень больно, то выходит, что ребра не сломаны. Просто ушиб. А рот пылью набит. Пылью и мелкими камешками, которые отщепливают пули от больших валунов. Камешки в рот и попадают. Хорошо, что не пули. Дикий отплевывался, но во рту пересохло. Сейчас бы глоток воды. И лицо помыть. Глаза щиплет пот. Дикий попытался считать своих бойцов — не получается. Нет, сперва вода, после математика.
Рядом появился Валера — такой же потный, покрытый пылью, грязный. В его руках фляга. Дикий взял ее и сделал несколько жадных глотком. Теплая жидкость прокатилась по пищеводу и стало чуть легче.
— Как, Дик? Все в порядке?
— Солнце бы это взорвать к матерям.
— Что? Кого? — не понял Валера.
— Жарко.
— Ах, да. Жарко. Херово.
— Как народ?
— Максима ранило.
Дикий поднялся и побрел к тому месту, где собрались его бойцы. А собрались они возле «духов», то есть возле их трупов. Максим, юркий и энергичный парень, сидел на корточках чуть в сторонке. Ему уже успели перебинтовать плечо и сделать противошоковый укол. По-крайней мере, глядел он вполне осмысленно, и ранение у него легкое. Дикий пересчитал парней. Все здесь. Подтягивались и снайперы. Они отлично поработали с афганскими пулеметчиками. Помогли подняться пленному. Бой длился несколько минут всего, а кажется — всю жизнь. Воняло гарью и пахло свежей кровью. Легкие набиты пылью доверху.
Дикий разглядел пленного — ничего нового. Нет, заметил махонький крестик на шее. Как это мусульмане не оторвали? В глазах у славянина только усталость, усталость, усталость. Сейчас с ним говорить бесполезно. Да и незачем. Нужно когти рвать…
— Пять минут отдыхаем — и ломим отсюда.
Всем жарко, все уставшие, все понимав, что здесь задерживаться нельзя.
— Парни, — говорит Дикий снайперам, — вы там прохлаждались, поэтому рюкзаки потащите. После вас сменим. О'кей?
— О'кей, Дик, — согласились снайперы без энтузиазма.