Томас прижался к ней и нежно поцеловал. Потом отстранился и встал.
Когда он закрыл за собой входную дверь, было без десяти девять.
Томас провел у нее час с четвертью, ровно час с четвертью.
Клер больше не будет ничего отключать.
И будильник теперь навсегда займет свое место на столике у кровати, а часы — у нее на руке.
Клер зажгла лампу у изголовья кровати. Половина седьмого.
Томас сейчас наверняка завтракает. Возможно, это он приготовил кофе. Жена присоединяется к нему. На ней халат мужа, он ей велик. Ее длинные волосы сильно растрепаны. Томас улыбается ей. Он считает ее красивой. В кухню входит ребенок. Мать бранит его, потому что он пришел босиком. Малыш забирается на колени к отцу. Томас берет обе его ножки в одну свою руку и согревает их. Он собирается положить себе в кофе три, нет, наверно, четыре кусочка сахара, потому что чашки для утреннего кофе ведь намного больше. Ребенок останавливает его. Он хочет сам положить сахар. И с размаху бросает его в чашку. Весь стол забрызган кофе.
Томас сейчас уйдет. Машина отъедет от дома. На полке за задним сиденьем — желтая строительная каска.
Он целует свою жену. На губах у них вкус кофе.
«До вечера».
Клер снова засыпает.
Она открыла глаза, когда на стройке начались работы, и тут же встала.
Всю неделю она не ставила себе будильник. В этом не было никакой необходимости. Ее будил шум стройки. И ей казалось, что она почти ощущает присутствие Томаса.
Клер пальпировала брюшную полость пациента. Он был примерно того же возраста, что и Томас, и носил обручальное кольцо. А Томас — нет. Наверняка боялся потерять на стройке. Пациент жаловался на боли в животе. Аппендикса ему никогда не удаляли. Томасу тоже. Клер увидела бы шрам.
Томас никогда не болел, в этом она была уверена. Он не кашлял, не сморкался, даже носом не шмыгал. Никаких печеночных неприятностей, в белках глаз — никакого желтого оттенка. На стройке ему приходилось нелегко, он наверняка поднимал тяжести, но спина у него не болела, седалищный нерв не беспокоил, с поясницей — ни малейших проблем. И голова у него никогда не болела. Ничего у него не болело.
Пациент оделся.
Клер села за свой письменный стол.
Она бы сама лечила Томаса. Узнала бы количество кровяных шариков и скорость оседания эритроцитов, изучила бы все его позвонки, от атланта до крестца. Как и этому своему пациенту, она назначила бы ему рентгеноскопию органов пищеварения. Исследовала бы пищевод Томаса, его желудок, каждую складку тонких кишок, бугры толстого кишечника, весь пищеварительный тракт, ставший бы благодаря барию почти фосфоресцирующим.