— Мой отец считает, что я не в состоянии отличить гвоздодер от кувалды. Но только если не посылает меня в подсобку за инструментом. Тогда предполагается, что я знаю, какой именно инструмент он хочет, даже если он мне ничего не сказал. Так что я хочу услышать все о твоем отце и об орхидеях.
— Видишь ли, у меня затекла нога и разболелась сломанная рука. Если ты подвинешься сюда, а я — туда, мы…
Трис был намного крупнее, чем она, а кровать в игровом домике была маленькой. Джекка так и не поняла, как получилось, что она оказалась прижатой спиной к широкой мужской груди, стиснутая по бокам его ногами. Сломанная рука теперь лежала у нее на животе, а перевязь, судя по всему, исчезла вообще.
— Эй, — воскликнула Джекка, — мы так не договаривались!
— Не шевелись, — трагическим шепотом промолвил Тристан, — а то сделаешь мне больно. Так о чем я говорил?
— Ты двигаешься на удивление быстро для человека со сломанной рукой, — проворчала Джекка. — Наверное, когда в колледже ты приглашал девушек в кино, они и сообразить не успевали, как оказывались в твоих объятиях.
— Совершенно верно. И ты еще не знаешь, на что я способен.
— Серьезно?
— Да. Ну а теперь перестань меня отвлекать и позволь рассказать о моих орхидеях.
Джекка откинула голову, ощутила затылком твердое мужское плечо и отметила, что они идеально соответствуют друг другу. Ее голова легла точно на плечо, а когда он говорил, его дыхание приятно ласкало щеку.
Голос у Триса был мягким, глубоким и каким-то очень мужским. Он поведал, что в доме была маленькая оранжерея, созданная женщиной, построившей его примерно в 1840 году.
— Она жила там одна?
— Думаю, эта история для другой ночи. Моя рука не слишком тяжела для тебя? Я могу ее убрать.
— Нет, — ответила Джекка, — не надо.
Тристан погладил Джекку по голове здоровой рукой и чмокнул в висок.
— Так о чем я?
— Точно не знаю, — прошептала Джекка. Ей тоже хотелось поцеловать его. В конце концов, один поцелуй ничего не изменит.
— Ах да, об орхидеях, — снова заговорил Тристан. Судя по всему, все поколения Олдриджей, жившие в этом доме, заботились о растениях в оранжерее. Отец Тристана любил бромелиады. — Знаешь, что это такое? — поинтересовался он.
— Понятия не имею. — Она остро чувствовала, как ее тело прижимается к сильному мужскому телу, и это заставляло мысли путаться.
— Не самые красивые растения, — заметил Тристан. — Мне было девять лет, когда я пришел с мамой в какой-то магазин и увидел свою первую орхидею. Онцидиум. Мама купила ее для меня, а отец разрешил поместить в оранжерею. После шестой орхидеи он запретил мне их покупать.