Первые же строчки телеграммы заставили Аркадия Марковича насторожиться, напрячь внимание. В телеграмме говорилось:
«Н-ский медико-санитарный батальон подвергся бомбардировке и понес потери. В это время прибыли две машины с тяжелоранеными. Раненых, без обработки, отправили в хирургический полевой подвижной госпиталь подполковника медслужбы Наварина. Госпиталь, вместо того чтобы принять раненых и срочно обработать их, завернул машины обратно в медсанбат. Двое тяжелораненых скончались в пути…»
Филонов шумно выдохнул воздух и взялся за следующую бумагу. Это было подтверждение из санотдела дивизии.
«Госпиталь завернул машины с ранеными, — читал Филонов. — На обратном пути умерли старшина Ерохин и санитарка Наварина, которая после операции, сделанной на полковом пункте, направлялась для транспортировки в госпиталь…»
Аркадий Маркович смотрел на расплывающиеся перед глазами строки, а в ушах его звучал слабый голос Веры Навариной: «Милый Доктор… отвезите меня к отцу. Он спасет…»
— Умерла… — прошептал Филонов и зажал руками седую голову. — Везли в госпиталь к отцу… Какой же подлец завернул машины?.. Нужно ехать…
Перед Аркадием Марковичем встало лицо Наварина. Ему почему-то казалось, что это именно тот самый Наварин. И оттого, что он его знал, было еще больнее. Горе знакомого человека всегда ближе принимается к сердцу, если даже этот человек не симпатичен. Хотелось побыстрее оказаться рядом с ним, помочь, утешить. Но разве утешишь? Родная дочь!..
Филонов протянул руку к телефону, стоявшему на столе, взял трубку.
Вскоре он уже говорил с санитарным отделом штаба дивизии, в котором совсем недавно служила санитарка Вера Наварина.
— Доложите точно, кто именно завернул из госпиталя машины с ранеными, — требовал Аркадий Маркович. — Может, дежурный по госпиталю?
_ Никак нет, — хриплым голосом отвечала телефонная трубка. — Раненые не приняты по личному приказанию начальника госпиталя Наварина…
— Наварин? Сам?..
* * *
Просторная комната с завешенными марлей окнами. Тишина. Ее нарушало редкое позвякивание металла и стекла. Это старшая операционная сестра Сима Березина, закончив смену, наводила порядок на инструментальном столе. Ее миловидное лицо с большими, темными от густых ресниц глазами было задумчиво. В ушах Симы еще звучала мольба раненого, которого только что унесли из операционной. «Доктор, сохраните руку, нельзя мне без руки, я слесарь… Семья большая…» Но сохранить руку не удалось. Гангрена…
Сима скосила глаза в угол, где примостился тумбочкой хирург Николай Николаевич Рокотов; увидела его широченную спину с завязанными на ней тесемками халата, черные волосы, выбившиеся на затылке из-под белого колпака, услышала шелест бумаги: хирург заполнял карточку раненого. Сима вздохнула: «Неужели нельзя было ничего сделать?»