Но «полковник» уже знал о младшем политруке с перебинтованной головой и выжидал удобного случая.
Младший политрук Морозов, приметный среди других ходячих раненых по огромной белой повязке на голове, руководил отрывкой щелей. Часть щелей была готова, и в них снесли с машин тяжелораненых. Работали все. Люба Яковлева уже успела натереть на руке водяную мозоль. Она приглядывалась ко всему с любопытством и, наверное, была чуть ли не единственным человеком в колонне, который не понимал серьезности сложившейся обстановки.
Держась поближе к Савченко, Люба то и дело донимала его вопросами или делилась впечатлениями.
Вот и сейчас… Ночь поблекла, потускнели на небе звезды, и стала отчетливо просматриваться уходящая вправо и влево, в предрассветную мглу, цепочка окопов. Глядя то на окопы, то на полыхающие где-то в стороне вспышки ракет, прислушиваясь к грому отдаленной канонады, Люба, толкнув локтем стоящего рядом Савченко, восторженно прошептала:
— Как интересно, Виктор Степанович…
— Вы сумасшедшая! — сухо ответил ей Савченко. — Это не война, а черт знает что! — Он забрал из ее рук лопатку и направился к роющим землю солдатам.
Люба еще немного постояла, а потом кинулась вслед за хирургом и тут же натолкнулась на вынырнувшего из-за машины «полковника».
«Полковник» испуганно шарахнулся в сторону, уронил накинутую на плечи красноармейскую шинель, схватился за автомат.
— Спрячьте свою пушку! — отведя от себя его автомат, Люба скользнула в щель, где лежала Аня Велехова, и зажгла электрический фонарь, подаренный ей кем-то из раненых.
— Пить… пить, — шептали черные, потрескавшиеся губы Ани.
Люба присела к девушке, отстегнула от ремня флягу. Сделав глоток, Аня открыла глаза, страдальчески посмотрела на Любу.
— Спасибо тебе… — зашептала она. — Ты хорошая… а я помру. И мама умрет, если узнает… Передай папе… Ты не знаешь моего папу? Он красивый такой, большой… Военврач Велехов… Ох, если б был папа здесь, он бы меня спас…
— Не надо говорить, тебе вредно. — Люба часто заморгала глазами, сдерживая слезы.
— Мне уже все равно… — тихим, покорным голосом ответила Аня, и в уголках ее губ, в маслянистой сини глаз затрепетала смертная тоска. — А ты его… любишь… очень?
— Кого?
— Петю… Маринина?..
— Да-а… Очень люблю.
— Я его тоже полюбила… Первый раз в жизни полюбила… — Голос Ани утих.
— А он?!
Но Аня не отвечала.
— Виктор Степанович! — в ужасе закричала Люба, выскочив из щели. Скорее сюда! Она… С ней плохо!..
А дальше Люба не помнила толком, что и как произошло. У машин раздался револьверный выстрел, и тотчас там началась свалка. У самых ног Любы шлепнулась кем-то брошенная граната. Она с шипением завертелась на земле и… соскользнула в щель, где лежала умирающая Аня.