Милда открыла дверь, посторонилась и пропустила незнакомца. Теперь нужно было как-то предупредить мужа.
Незнакомец поставил чемодан, снял рюкзак и подошел к жаркой печи, Милда поставила на плиту сковородку и бросила несколько кусков бекона. Позванивая посудой, она непринужденно крикнула в приоткрытую дверь комнаты:
— Янис, вставай, у нас гости!
Янис, уже одетый, вышел из комнаты.
Добродушно поздоровавшись с гостем, Янис выслушал ту же короткую историю о том, что перед ним заблудившийся охотник, которому надо поскорее попасть на ту сторону и затем в Пилтене. Милда ставила на стол тарелки и раскладывала поджаренный бекон. Незнакомец с удовольствием подсел к столу, вынул из кармана плитку московского шоколада, угостил хозяйку, хозяину предложил папиросы «Казбек».
Целмс не разговаривал с женой, даже не смотрел на нее, и незнакомец чувствовал себя все спокойнее. Он был прав в своих предположениях: тут все оставалось по-старому. А Целмс курил папиросу и думал, успевая в то же время угощать неожиданного посетителя, задавать незначительные вопросы, отвечать на его расспросы.
Да, лодка у берега принадлежит ему. Ну, конечно, он перевезет гостя. Да ему и самому надо на тот берег. Да, водополье сейчас большое, наверное, и охотиться трудно, все луга залиты…
Они разговаривали о безразличных, пустых вещах, но Целмс то и дело ловил на себе острый взгляд гостя. Ловил и думал: он чужой. Его нужно как можно скорее доставить туда, где разберутся во всем. Но он очень силен. Ему всего тридцать пять, а Целмсу давно за пятьдесят, если начнется схватка, Целмсу не справиться. Хорошо бы предупредить соседа, Озолса, но как это сделать, чтобы не вызвать подозрения? Если этот незнакомец что-нибудь заподозрит, он может снова уйти в лес, в болота, и тогда его и рота пограничников не отыщет…
Так длилось это странное, безъязыкое объяснение, пока и хозяин и гость завтракали, и Милда старалась не смотреть на мужа, а сама безмолвно кричала:
«Он чужой! Чужой! Неужели ты не видишь этого, Янис? Его надо задержать! Его нельзя выпускать! Он может натворить много бед! Или ты забыл, как такие же, еще совсем недавно, стреляли в нас, травили нас, держали впроголодь, чтобы только продлилось их царство?»
Так шел безмолвный поединок, но внешне все было тихо, спокойно, и Густав мог с уверенностью сказать:
«Да, в этой стране ничто не изменилось, люди здесь по-прежнему смиренны, тихи. Они все еще хранят рабскую зависимость от того, кто сильнее, они подчиняются тому, кто умнее их, и никогда не станут другими!» — И он тихонько благословлял своего бога, который привел его в это чужое жилище, где Густав мог бы, если бы захотел, стать хозяином чужих душ.