Да, сегодня многие харачоевцы были угрюмы. Но держались они с достоинством.
Полковник со своей свитой подошел к толпе, оглядел ее высокомерно и начал громко, угрожающе:
— Люди Харачоя! Я собрал вас сегодня для последнего предупреждения. Некоторые жители вашего аула — преступники и разбойники! Они совершают грабежи и насилия, лишают покоя мирных граждан края. Из-за них с сегодняшнего дня я вынужден держать здесь воинское подразделение. И если вы не будете оказывать активную помощь нашим солдатам в борьбе с абреками, я вынужден буду принять еще более жестокие меры против вас.
В ответ раздались покашливания, недовольные голоса. Гушмазуко вздрогнул. Он узнал голос Зелимхана и обернулся. Сын стоял в задних рядах, одетый в латаный крестьянский бешмет, в надвинутой на лоб папахе черного каракуля. Гушмазуко поймал на себе быстрый взгляд Зелимхана, казалось, предупреждающий его: «Молчи, не будь безрассудным, ничего не говори и не поднимай руку. Пусть говорит полковник. Пока это — его час».
Старый Гушмазуко ждал, что сейчас выйдет из толпы кто-нибудь из уважаемых аульчан и выкрикнет проклятие тому, кто собрался карать невинных женщин и детей. Но этого не произошло. Люди молчали. Вдруг кто-то из стариков нерешительно произнес:
— Мы слабые, беззащитные люди, повинуемся вашей воле...
Быть может, многие думали иначе, но и те кивали молча головами.
Гушмазуко, забыв осторожность, уже хотел было высказать свое возмущение таким оборотом дела, но какой-то молодой чеченец, стоявший позади него, дернул его за рукав и тихо зашептал:
— Старик, не сходи с ума! Нас всех из-за тебя могут перебить.
— ...Вы думаете, что я намерен и дальше терпеть ваши преступления! — прохаживаясь вдоль толпы, продолжал между тем полковник. — Любого, кто посмеет ослушаться воли старшины, я в бараний рог скручу!
Гушмазуко еще раз огляделся вокруг. Люди на площади смиренно склонили головы. Забыты были и гордость и честь горцев...
«Отцы и деды их, чтобы сохранить свое достоинство, отвергли даже посланника самого аллаха — имама Шамиля, — подумал Гушмазуко, — неужели никто не заткнет землей рот этому жестокому прислужнику белого царя? Что же тут происходит? Куда девалось чеченское мужество?..»
— Вы еще и не то увидите, — сказал ему тот же юноша, заметив недоумевающий взгляд Гушмазуко.
Старик не ответил ему. Только еще раз зло вгляделся в окружающие его лица, надеясь заметить хотя бы раненую гордость во взглядах своих односельчан. Но они стояли по-прежнему с опущенными головами, избегая смотреть друг другу в глаза.