— Вы ей скажете, что я имел счастье несколько услужить вам, что до сих пор патриотизм мой спасает меня от всякого зла, но что, не доверяя ему, я поспешу явиться к ней, как только успею совершенно спасти ее состояние.
— О! Я не забуду ни одного из ваших слов. Но вы еще не сказали мне вашего имени.
— Вы его узнаете из моей подписи на паспорте. Желаю, чтобы оно покровительствовало вам и без моего присутствия.
В эту минуту вошел писец с новым паспортом; мэр оставил у себя старый.
— Садитесь и пишите, — сказал чиновник молодому человеку.
Тот сел и, дойдя до имен, поднял голову, ожидая, чтобы ему диктовали.
— Как имя твоего мужа, гражданка, — спросил чиновник, — и сколько ему лет?
— Его зовут Пьер Дюран, ему тридцать шесть лет.
— Хорошо, а твоя мать?
— Жервеза Арну, ей сорок пять лет.
— А ты?
— Катрин Пайо, двадцати пяти лет.
— А твоя дочь?
— Цецилия.
— Сколько ей лет?
— Четыре года.
— Хорошо, — сказал офицер, — сколько ты заплатил, Жозеф?
— Сорок су, — отвечал писец.
Маркиза вынула из кармана двойной луидор.
— Маменька! Маменька! — прошептала баронесса, удерживая ее руку, и, вынув монету в тридцать су и десять су медью, отдала их писцу, который поклонился и вышел.
В это время муниципальный чиновник подписывал паспорт и, окончив, подал баронессе драгоценную бумагу, говоря:
— Теперь вы можете продолжать ваш путь. Надеюсь, что он кончится счастливо.
— Услуга, которую вы нам оказываете, может быть оплачена только вечной благодарностью, и она перейдет из сердца моей матери и моего в сердце моей дочери, когда она будет в состоянии понять, что такое благодарность.
Маркиза с достоинством поклонилась муниципальному чиновнику, а маленькая Цецилия послала ручкой поцелуй.
Потом все трое влезли в одноколку. Пьер Дюран занял прежнее место на оглобле и, удостоверясь, что женщины и дитя помещены удобно, стегнул лошадь, которая пустилась рысцой.
— Как имя этого благородного человека? — спросила несколько минут спустя маркиза у своей дочери.
— Луи Дюваль, — отвечала баронесса, первым движением которой было отыскать на паспорте имя их спасителя.
— Луи Дюваль, — повторила маркиза, — видно, эти простолюдины не все якобинцы и убийцы.
При последнем слове маркизы по щекам баронессы скатились две крупные слезы.
Маленькая Цецилия осушила их поцелуями.