Вскоре подул такой жаркий, резкий, странный и неожиданный ветер, что все толпы рассеялись, не сказав ни слова, и всякий поспешил воротиться домой, запереть двери и окна. Тогда разразилась гроза.
Подобная же гроза предшествовала революции 1830 года.
Два или три часа люди пытались бороться с природой. При блеске молнии, при ударах грома странная орда так называемых «марсельцев», не потому, что они были из Марселя, но потому, что, подобно грозе, пришли с юга, рассеялась по улицам; живая гроза смешалась с небесной грозой, поток людей смешался с потоками огня и дождя, рассекавшими воздух. Наконец гроза победила непокорных, и ревущие толпы рассеялись, опустелые улицы остались в удел молнии и грому.
Никто не спал в Тюильри в эту ужасную ночь: несколько раз сквозь скважины ставен король и королева смотрели на террасу и набережные. Они не узнавали своего народа, они не узнавали города. Только в семь часов утра буря утихла.
Тогда узнали неслыханные подробности.
Молния ударила более чем в пятьдесят мест, до двадцати человек были поражены ею. Четыре креста были сорваны бурей.
Наконец, в эту ночь, при шуме грозы, Даншон, Камилл Демулен, Барбару и Пани решились на 10 августа.
Девятого барон Марсильи был дежурным в Тюильри, а баронесса, по обыкновению, была у королевы.
В восемь часов утра в различных кварталах Парижа раздались перекаты барабана. Малльярдор, главный начальник национальной гвардии, вызывал милицию на защиту Тюильри, которому еще накануне начали угрожать предместья.
Едва ли три или четыре батальона явились на призыв: одних поместили на двор принцев, других — на дворе швейцарцев, третьих, наконец, в нижнем этаже дворца. Двор принцев вел к павильону Флоры, то есть к павильону, выходящему на набережную; двор швейцарцев вел к павильону Марзан, выходившему на улицу Риволи.
В полдень Малльярдор указал швейцарцам посты, на которых они должны были стоять.
В половине первого барон Марсильи получил приказание сопровождать короля в капеллу. Вся королевская фамилия желала слушать обедню. Так прежде рыцари причащались в час битвы. Ничего не видя, уже все чувствовали приближение страшного события.
Эта обедня, предпоследняя для Людовика XVI, имела в себе что-то торжественное; последняя была 21 июня.
Остаток дня прошел довольно спокойно. Внутри дворца приготовлялись к защите.
В 11 часов вечера Пешион, мэр Парижа, тот самый, который год спустя бежал и был съеден волками в Сен-Эмильонских пустошах, вошел к королю и вышел от него в полночь.
Тогда король отворил дверь комнаты, в которой помещался караул, и, узнав командовавшего им офицера, сказал: