— Королеву Марго, ты, конечно, писал с Маргулиной?
— А что, узнается?
— Еще как.
— А этого прохиндея Пьера писал с себя?
— Но почему же с себя? — возмутился Колесников. — Как прохиндея — значит, сразу с Димана! Кое-что, конечно, выдернул из своей личности, не спорю, но вообще это образ собирательный.
— Понятно, — кивнул Трубников, спрятав в кулак улыбку. — А Мрачного Шарля писал с кого? Неужели с меня?
Брови Колесникова взметнулись вверх.
— С тебя? Что за бред? В образе Шарля и близко нет твоего. Об этом экземпляре я вычитал в энциклопедии.
Трубников надул щеки и задумался.
— А с кого ты писал… Э-э… — Трубников запнулся, да так и остался сидеть с открытым ртом и неоконченным вопросом.
— Ну? — нетерпеливо подтолкнул Колесников.
— Ладно! Бог с ним, с романом, — махнул рукой Евгений. — Психиатр с тобой беседовал?
— Сегодня у нас с ним был длинный разговор. Я ему залил про депрессию, но заверил, что подобное больше не повторится. Он поверил. Про убийство, конечно, ни-ни.
Трубников сразу нахмурился.
— Ты опять за свое? Хватит чушь городить! Никакого Олега ты не убивал. Он живой! Ты понимаешь?
Колесников испуганно втянул голову в плечи и с ужасом прошептал:
— Убивал! Еще как убивал! Ты мне не веришь? Я что, по-твоему, сумасшедший? Я хорошо помню, как всадил в него две пули. Одну в висок, вторую в лоб. Но это уже потом, в машине.
— Тогда почему он живой?
— Не знаю. Я не уверен, что он живой. Возможно, это его призрак.
Зрачки Колесникова расширились, и глаза снова сделались безумными. «Зря я начал эту тему, — с тоской подумал Трубников. — Вот идиот, вбил себе в башку и ничем не выбьешь. Нет! Ему все-таки следует подлечиться».
— Призрак, говоришь? А давай я тебе завтра его приведу!
— Не надо, Женька! — истерично закричал Колесников. — Только не его! Если приведешь, я снова вскрою вены прямо у тебя на глазах.
— Успокойся! — выдохнул Трубников, вцепившись в одеяло, которое Диман натянул на лицо. — Хорошо, я его не приведу. Только не кричи.
— Правда? — В глазах Димана сверкнуло что-то детское. Он испуганно повертел головой и прошептал: — Ты знаешь, он ко мне уже приходил. Домой. Я в глазок не посмотрел, открыл дверь, а он стоит такой прозрачный, бледный, грустный, шары выпученные. Стоит и в глаза смотрит. Я ни бе ни ме, тоже стою и смотрю. Пошевелиться не могу от страха. А он вдруг таким слабым-слабым голосом говорит: «Моя жена у тебя?»
Я затряс головой, потому что сказать ничего не могу. Он как-то очень печально вздохнул и сказал: «Извини. Тогда я пойду».
Развернулся и медленно-медленно пошаркал к лифту с поникшей головой. Но у лифта вдруг резко поднял голову, хищно улыбнулся (ты бы видел его улыбку, Женька!), затем провел пальцем по виску и пропел: «Свистят они, как пули у виска, мгновения, мгновения, мгновения». Тут я опомнился и захлопнул дверь. Припал к глазку — а там никого. Как у меня не случился разрыв сердца в ту минуту? Черт его знает!