Недавние осажденные шли в южном направлении, кромсая то, что осталось от армии алтайцев, как горячий нож — масло. Но чем ближе к центру, тем меньше становилось живых, и тем сильнее были обезображены мертвые.
Они добивали тех, кто еще шевелился. Им будет это сниться каждый день. Либо посылали прощальную пулю в голову, либо кололи примкнутым штык-ножом, а то и просто били прикладом. У всех идущих по колено в крови лица были словно сведены судорогой. Но они знали, что у них нет возможности брать пленных. Врагов было все еще гораздо больше, чем их самих.
«Когда-нибудь на старости лет мы поплачем и покаемся. Но пока мы должны победить», — сказал Богданов перед боем.
Тем, кто лежал неподвижно, но выглядел неповрежденным, они тоже добивали, словно боролись не с людьми, а с ожившими мертвецами.
На углу Советской и улицы Ленина к ним присоединились другие — вылезшие из тоннелей под обреченным городом. Радость на лицах этих людей, в командире которых Саша узнал Масленникова, показалась Саше неуместной. Радоваться было рано. Но если ты просидел не один день в душных катакомбах, наверно, это счастье — увидеть свет.
Звук приближающихся моторов застал их врасплох. Но, к удивлению Данилова, люди Масленникова никуда не бежали.
В город с юго-запада вступали танки. Но уже свои.
«Так вот она где была, техника-то. Ждала своего часа».
Но для встречи с цветами сейчас было не время. Как пояснил Змей своим подрастерявшимся подопечным, с трудом разбиравшимся в хаосе боя, с севера как раз подходили оправившиеся от потрясения алтайцы, заняв опустевший завод.
Надо было забрать его обратно, а их убить.
Хранить молчание было больше незачем, да и невозможно. Поддержанные бронетехникой… или сами ее поддерживая… ополченцы развернулись и пошли в атаку, и им нечем было себя укрепить, кроме старого и вечного русского мата. У них не было лозунга или клича, который мог бы сплотить их и повести вперед. «За Родину!», «Банзай!» — это достояние уже сформировавшихся общностей. А из них пока только выкристаллизовывалось новое общее. Но теперь у них была общая ненависть. Они шли и костерили весь белый свет на чем тот стоит. Даже те, кто до этого таких слов избегал.
И словно в ответ на их богохульства с неба ударил сплошным потоком ливень.
* * *
Все случилось внезапно. Минуту назад они были на коне. Занимали улицу за улицей. Подравнивали под ноль последние огрызавшиеся огнем дома, превращали этот долбанный Подгорный в Сталинград. По всем правилам военной науки, при поддержке пехоты выкуривали гранатометчиков из подвалов и их крысиных лазов, которые новосибирцы нарыли под всем городом.