Нельзя сказать, что Бесфамильный ничего не предчувствовал. Но на войне тяжело отличить предчувствие от простого мандража, и тот, что слишком часто верит предчувствиям, называется трусом. Но тот, что им не верит никогда, часто долго не живет, такие дела.
— Лёха, они драпают! — уже не боясь радиоперехвата, открытым текстом шпарил Вован Зацепов, — Бегут так, что жопа сверкает. Вышли к мэрии. А на севере к станции… Там еще с фабрики постреливают, но жидко.
Это означало, что стальное кольцо сжималось вокруг последних очагов сопротивления. С новым командиром мотострелков они находили общий язык лучше, чем с бандитом Черепом. Тот умел только гнать людей на убой. Не самый бесполезный талант, кстати. То, что для солдата верная смерть, для полководца — шахматный размен: потерять сотню вооруженных автоматами крестьян, но сохранить бесценный танк, который поможет взять еще один рубеж.
Тратить столько времени на штурм городишки, который винтовочная пуля пролетает из одного конца в другой — это смешно. Хорошо, что комедия закончилась.
Правда была в том, что у Зацепова, бывшего командира ОМОНа из Дмитрова были в основном просто стрелки без приставки «мото». Половину своего автопарка они потеряли еще на подступах к городу.
Поэтому пехота не всегда успевала за танками, и Бесу часто ждать, а иногда и отходить, когда плотность выпущенных по ним ракет из ПТРК была слишком высокой.
Но это уже было не важно. Они победили. На этот раз уже он должен был удерживать пехоту, чтоб она не лезла вперед.
Оборона новосибирцев уже не прогибалась, а треснула и лопнула по швам.
Но почему он в это не верит? Откуда, блин, ощущение, что он снова малолетний сопляк, сбежавший из приюта, а на него идет, перешагивая через битые кирпичи, сумасшедший мужик в рваном пальто?
Бомжей бояться глупо. Они еще трусливее, чем бродячие собаки. Бес был сильным подростком, и думал, что может дать по рогам любому из них. Поэтому сам нарвался на этого. Хотел покуражиться. Но бездомный, сидевший над закопченной кружкой, почему-то не убежал, когда Лёха кинул в него первый камень, сопроводив свой бросок смачным ругательством. А вместо этого повернулся и пошел на него, ускоряя шаг, вперив в мальчика забыченные глаза наркомана, с половинкой кирпича в руке.
Лёха тогда единственный раз за свою взрослую жизнь обмочил штаны и единственный раз убежал. И на всю жизнь в нем засел страх перед тем, кто не боится смерти, потому что уже мертв. Если не телом, то разумом.
— Не торопитесь, — как из-под земли услышал Бесфамильный свой голос. — Жопой чую, тут где-то собака зарыта.