«Раньше оно рухнет само», — подумал Данилов, глядя на черные провалы окон и вспучившуюся облицовку. Даже крыша и та провалилась. — «Бог, если он есть, совсем не фраер, и его иконами в кабинете не обманешь.»
Власть переехала в достаточно просторный особняк олигарха. Богданов оставил себе с Машей пять больших комнат в левом крыле третьего этажа, а остальное здание заняли перепрофилировали для новых государственных органов. Эти этажи обставили тяжелой обкомовской мебелью, которую нашли на одном складе, чуть пострадавшую от воды и снега. По мысли Богданова, офисная обстановка годится только для брифинга менеджеров по маркетингу, а такая — должна настраивать на нужный лад.
В первый же день они только и делали, что снимали, замазывали и счищали «шестеренки», чтоб не было ни одного напоминания о прошлом.
Данилов вспомнил речь Богданова, которую вчера корректировал в плане грамматики и стилистики. Все-таки он был еще и секретарем вождя.
«Мы сокрушили власть бандитов и рабовладельцев. Больше никто и никогда не будет шестеренкой, никто не будет винтиком! Вначале нам будет трудно. Нам оставили в наследство только руины. Но мы построим новый мир, и новое царство свободного человека, где не будет место угнетению и стяжательству, начнется отсюда».
Он хотел в это верить.
— Скажи мне как человек, а не как психолог, — вдруг начал Данилов, хоть и подозревал, что это не те слова, которыми можно заинтересовать незнакомку, — Ты часто вспоминаешь о тех, кого потеряла 23-го августа?
— Нет, — сказала она, полминуты подумав. Но больше пока была сказать не готова.
— И я нет, — кивнул Данилов, — У нас еще до войнушки с Мазевым был «Вечер памяти» в кинотеатре. Даже не знаю, чья идея. Мне сразу не понравилось… Я до сих пор не могу понять, зачем нужно было ворошить прошлое, рассказывать чужим людям про свои погибшие семьи.
— Наверно, для того, чтобы эти люди перестали быть чужими, — предположила девушка. — Но как психолог я бы не одобрила это.
— Да, пожалуй. Сплотить… — бесцветным тоном согласился Александр.
И опять понял, что получил штрафное очко, потому что Алисе пришлось самой задать наводящий вопрос:
— И что же такого произошло на этом вечере?
— Я понял, кто я на самом деле. Бездушная мразь.
И тут его будто прорвало.
— Они мне никогда не снились. Ни разу. Вообще, я могу по пальцам пересчитать, когда просто думал о них. Как будто у меня никогда не было ни семьи, ни дома, ни детства. Может, я родился прямо здесь, в этой долбанной пустыне и никогда не занимался ничем кроме лазанья по катакомбам и истребления себя подобных, — он перевел дыхание, — Я скорблю… о, я чуть ни слезами заливаюсь… по торту со взбитыми сливками, по Интернету, холодильнику, полному еды. По ощущению стабильного будущего. Вот так.