Разозлившись, Станислав сделал несколько шагов назад, хорошо примерился, разбежался и, когда достиг стены, подпрыгнул и ухватился-таки руками за ее верх. Обдирая ладони, тяжело перемахнул через забор и опустился по другую сторону.
Оказался он на обычной улице. Здесь было гораздо светлее, чем в сквере, – горели фонари, по дороге двигались автомобили с включенными фарами. Крячко повертел головой по сторонам. Никакой фигуры в плаще видно не было, а улица через десяток метров расходилась на три дороги. И на какую из них свернул убежавший тип в плаще, можно было только гадать. А гадать – дело неблагодарное и пустое.
Крячко с тоской смотрел на дорогу. Саднящая боль в ладонях вернула его к реальности. Зря он обдирал их в кровь, зря мчался за этим таинственным незнакомцем – тот легко и просто ушел от него.
– Развели как детей, – вслух проговорил Станислав так часто слышанную им во время трансляции футбольных матчей комментаторскую фразу в моменты стопроцентного проигрыша какой-либо команды.
Вздохнув, Станислав сплюнул и понуро побрел к входу в сквер. Возвращаться тем же путем, через забор, ему совершенно не хотелось.
Агафонова с дочерью он нашел по приглушенным голосам. Они сидели на скамейке, Александр накинул на плечи дочери еще и свою куртку и, гладя ее по волосам, что-то успокаивающе говорил. Станислав подошел и хмуро опустился на скамейку рядом. Агафонов поднял на него глаза.
– Что? Ушел? – одними губами спросил он.
Крячко молча кивнул. Александр едва заметно махнул рукой – наплюй, мол. Не это главное. Но Станислав понимал, что он мог, да не просто мог – должен был схватить этого незнакомца. А теперь… Теперь надо было все же выслушать Марину.
Конечно, Станислав Крячко, как самый обыкновенный человек, был бы рад, если бы вся эта история закончилась прямо сейчас. Ну, выяснилось бы, что девчонка просто поссорилась со своим провожатым, который полез к ней со слишком настойчивыми ухаживаниями. Тот тоже погорячился. Словом, банальная история. И можно было бы с чистой совестью отправить ее с отцом домой, мягко пожурив за легкомысленное поведение, и посоветовать впредь выбирать кавалеров и не ходить темными вечерами через сквер. Однако интуиция подсказывала Крячко, что вряд ли он отделается так легко.
Он посмотрел на Марину. Та уже несколько успокоилась, не дрожала, а сидела нахохлившись и периодически прикладывала к щеке мокрый то ли от дождя, то ли от слез платок. Присмотревшись, Крячко заметил, что щека у девушки распухла и на ней виднеется кровоподтек.
«М-да, – подумал он. – Вечер явно перестал быть томным…»