.
Особенно кипучую деятельность развил Семенов после того, как узнал о сроке, назначенном немцами для падения Сталинграда. Этот день означал день выступления Японии. Он сам выехал на «исходный рубеж», как называл Хайлар, и прожил там несколько месяцев после той злополучной истории с чемоданом американца. Японцам, как видно, не хватало сведений собственных шпионов, они торопили Семенова, и на какое-то время в Хайлар, поближе к границе, переселился штаб русского атамана. К маленькому домику за поворотом асфальтированной дороги днем и ночью шли и ехали посетители всех званий и национальностей — чаще всего русские, пожилые, убеленные сединами старцы со своими изрядно потрепанными жизнью сынками. Сынков некуда было пристроить, гордость древнего рода, от Рюрика или Мономаха, не позволяла заняться простым трудом...
— Ваше превосходительство! — просительно говорил представительный генерал в отставке, покручивая седые, вразлет усы. — Вы сами военный. Вы дворянин. И понимаете, что значит честь мундира! Я пятьдесят лет верой и правдой служил моему государю-императору — вечная ему память! — и хочу видеть в сыне моем честного офицера доблестных русских войск.
— Все, что смогу, ваше превосходительство. Славному роду князей Ухтомских я всегда готов служить... Кстати, князь, — словно только что припомнив, спросил Семенов, — это, случаем, не ваш родственник служил у красных? Машинистом на паровозе, кажется.
— Ваше превосходительство! — старик вскочил, словно под ним внезапно загорелось кресло. — Среди князей Ухтомских не было и не будет предателей! Эта чернь брала наши фамилии в реформу императора Александра Благословенного... Я даже подумывал сменить фамилию. Но древность рода... мои связи, знакомства, родословная книга...
— О, я понимаю, — учтиво поклонился Семенов, — простите. Кажется, этот разговор вас встревожил. Не угодно ли сельтерской? Вот коньяк «Наполеон». Подарок из Франции. Красиво делают, ни с чем не спутаешь: на черном фоне золотой профиль Наполеона. Сто лет выдержки, князь.
Пока старый князь пил для успокоения стакан сельтерской, на три четверти разбавив ее коньяком, Семенов приказал лакею пригласить в кабинет молодого человека.
— Он дисциплинирован, службу знает превосходно, — Ухтомский помолчал и значительно добавил. — Россию тоже. Прекрасно говорит на трех языках: японском, английском, русском.
У дверей остановился и замер в почтительной позе тридцатилетний мужчина с синими мешками под глазами и налитым кровью носом. Поморгав опухшими от беспробудного пьянства веками, он через силу выдавил: