Японец остановился в трех шагах от окопа Зайцева, поднял руки вверх и сказал тихим покорным тенорком:
— Моя ходи-ка нада самая борьсой капитана.
— Иди сюда! — крикнул Гурин. Ему было поручено проводить парламентера в штаб.
Оглядываясь на покинутый дот, японец спрыгнул в окоп. Его провели на командный пункт. Скоро стало известно, что японцы из укрепрайона согласились на безоговорочную капитуляцию.
Наступила звенящая тишина. Застрекотали кузнечики, несмело запели жаворонки, зашуршал ветер в кустах. Из центрального дота, строго по одному, выходили понурые японцы — почти все без погон и знаков различия. Они боязливо озирались по сторонам и бросали оружие под ноги часовому, одиноко стоявшему на колпаке дота.
Советские солдаты подходили к строю пленных, с интересом разглядывая их лица, странно похожие друг на друга, сиявшие одинаковой испуганно-приветливой улыбкой.
— Довоевались? — с усмешкой спросил Зайцев. — Эх вы, самураи! Насосались крови, а на расправу жидковаты? И про харакири забыли!
— Засем забыри? — воскликнул японец, бывший парламентер. — Наша капитана шибко ругай: давай харакири — живота резить... — он говорил охотно. — А засем резить? Ниппон ходи нада. Мадама живи Ниппон... — грусть послышалась в его голосе. — Маренькая рюди живи... — он скользнул взглядом по суровым лицам русских.
— Гляди, как разговорился! — изумился Гурин и, подойдя ближе, спросил: — Ты, однако, кто будешь? — видя, что тот не понял, Гурин повторил вопрос, подделываясь под речь японца: — Твоя чего умеет?
— Ситеряйра! — с готовностью ответил тот и, опустив голову, покраснел.
— Стрелять, говоришь? Это, считай, ты делать разучился! — насмешливо заметил Зайцев.
— Ну, не все они такие оголтелые, — Камалов протиснулся к Зайцеву. — И у них хорошие попадаются.
— Э... — протянул Зайцев. — Черная собака, белая собака... Все одно! Будут хороши, когда деваться некуда.
Но для Гурина безоружный японец был уже не враг. Ему хотелось узнать: кто воевал против него?
— Ниппон — крестьянин? — настаивал он.
Японец напряженно улыбался, собрав лоб в морщины.
— Скосимо вакаримассен[11], — растерянно ответил он. — Извинице...
Гурин повторил вопрос, подкрепляя слова жестами.
— Моя фанза... — японец шевелил губами, подыскивая нужное слово. — Фанза дерай! — радостно воскликнул он.
— Значит, строитель! — облегченно вздохнул Гурин, вытирая выступивший пот. — Понятно! — он улыбнулся. — Хорошо, что ты никому под горячую руку не попался.
Подбежал запыхавшийся Сайразов, забывший о боли в руке.
— Где комбат? Ай-бай, жолдастар! — в голосе его слышалась зависть. — Под горой, у моста, наши генерала поймали. Говорят — командующий укрепрайоном, — и с горечью в голосе спросил: — Думаешь, генералы всегда попадаются? Ай-бай!.. Это, жолдас, не поручик. Что я теперь в ауле говорить буду? Просмотрел генерала, совсем рядом был...