— Молодец! Ты настоящий человек! Бить надо! До смерти бить!
Петровский сидел задумавшись и молчал.
И Лиза задумалась. Сейчас ей было над чем подумать: свои девятнадцать лет прожила она, боясь всего: то полиции, то японцев, то шпиков из эмигрантских «союзов». А теперь перед ней открывался новый мир, мир борьбы. И ненависть стала иной, словно Лиза иными глазами увидела своих мучителей. Они стремятся уничтожить все, что хоть сколько-нибудь мешает им властвовать. И она из страха перед ними почти что служила им! Но это кончилось. Если бы сейчас хоть на день вернуться домой, она многое сказала бы отцу... и Михаилу. И никогда бы она не смирилась. Как могла она плакать перед врагами? Ненависть! Только ненависть!
Однажды после завтрака в камеру вошел японец с переводчиком.
— Началось, — успел шепнуть Петровский.
Лиза побледнела. Против воли задрожали руки. Цепи мелко зазвенели. Японец заметил это и ухмыльнулся. Его улыбка показалась Лизе отвратительной. Она вызывающе взглянула ему в глаза. Тот прищурился и отвернулся.
— Номера три тысячи восемьсот семьдесят один, три тысячи девятьсот тридцать два, три тысячи девятьсот тридцать три и три тысячи двести шестьдесят пять — за мной.
Помогая человеку без имени, Демченко, Лиза и Петровский шли вниз. Их и еще шестерых, тоже в кандалах, втолкнули в крытую машину. Все молчали. Когда загудел мотор, Лиза спросила Петровского:
— Куда?
— Не знаю... — впервые в голосе его прозвучало человеческое чувство, и хотя это была только растерянность, Лиза все же обрадовалась: не совсем умер Петровский.
Заключенных вывели из машины в зеленой солнечной пади. Свежий ветер трепал волосы Лизы, обвевал щеки, и Лизе казалось: никогда она не испытывала такого захватывающего блаженства, какое принес этот душистый степной ветерок. Увидев солдат с винтовками, стоявших в десяти шагах, Лиза без страха подумала: сейчас раздадутся выстрелы, и не будет ничего: ни травы, такой зеленой, что больно глазам, привыкшим к полумраку камеры, ни голубого неба, с которого льется ослепительный свет. Лиза зажмурилась. Но ей трудно было стоять с закрытыми глазами, и она снова открыла их. При свете солнца Лиза рассмотрела лица своих товарищей, зеленовато-землистые, словно покрытые плесенью, с темными морщинами страданий и страха.
Бесшумно подкатил легковой автомобиль. Из него вышел японец в генеральских погонах, толстый и одутловатый, словно его распирало изнутри. Он не спеша подошел к закованным людям и оглядел их сквозь тонкие, блестевшие на солнце стекла роговых очков. Глаза его казались выпуклыми.