— Быть может, батюшка, для людей, возвысившихся до известной степени, но для меня честь и добродетель дороже жизни. Батюшка, я боюсь обмануть ваши лестные надежды. Дикий питомец лесов и гор, я едва ли сумею подделываться под теории и правила света. Я знаю себя. После вольного воздуха лесов мне будет душно в городских стенах. Быть может, я погибну в какой-нибудь интриге. Умоляю вас, батюшка, откажитесь от ваших блестящих планов и для моего счастья возвратитесь ко двору один, а меня оставьте в моих лесах.
— Я думаю не об одном вашем счастье, Эверард, — возразил Максимилиан суровым тоном, подавляя гнев, который начал волновать его сердце, — я думаю и о славе нашей фамилии, которая, к несчастью, имеет в вас последнего представителя. Боже мой! И мне также приятнее было бы бродить и охотиться в своих владениях, чем надеть на себя ярмо государственных занятий, но мы не напрасно носим имя Эппштейнов. Мой отец принудил меня пожертвовать моими наклонностями, и я благодарю его за это, как вы будете благодарить меня. Не противоречьте мне, Эверард, не выводите меня из терпения; вы знаете, мой гнев ужасен… Впрочем, — прибавил граф, смягчив свой тон, — мне не нужно прибегать к угрозам, Эверард. Вы согласитесь на мои отеческие убеждения; довольно сказать вам одно слово: Эверард, вы нужны мне.
— Как, батюшка! — вскричал Эверард, тронутый притворным добродушием дипломата. — Я нужен вам?
Это выражение преданности не ускользнуло от внимания графа, и он решился воспользоваться им.
— То есть, — сказал он, взяв руку своего сына, — то есть, Эверард, вы необходимы для меня. Вы не знаете, как скользка дипломатическая почва и какие интриги ведут против нас. Два месяца назад одна интрига едва было не погубила меня. Преданность вашего брата могла бы спасти меня, но его похитила смерть. Тогда, Эверард, я вспомнил о вас и приехал сюда.
— Говорите, батюшка, говорите, — вскричал Эверард, — я сделаю все, что сделал бы мой брат.
— Надеюсь, Эверард, — отвечал Максимилиан. — Вы понимаете, что люди, назначенные по своему рождению к высшим государственным должностям, обязаны платить за эту славу полным самоотвержением и приобретать гордые титулы самопожертвованиями и страданиями. Зато, — прибавил граф с энтузиазмом, — цель так блестяща, что забываешь все эти трудности, которыми усеян наш путь.
На этот раз дипломат ошибся в своем расчете: Эверард хладнокровно слушал говор самолюбия и придумывал средство уклониться от предложения своего отца.
— Но, — продолжал граф, — несмотря на эти препятствия, ты, Эверард, играючи достигнешь своей цели. Все зависит от пустяков: тебе стоит только жениться.