Презумпция виновности (Шульгина) - страница 337

— Что вас с братом растила мать. Её не стало около пятнадцати лет назад. Об отце нигде не упоминается. В принципе, все.

— Не густо, - он усмехнулся, отвлекшись только на то, чтобы пригладить её волосы, лезущие ему в глаза. - У отца была другая семья - официальная. Мама же прожила все эти годы в статусе, вроде, и любимой женщины, но любовницы.

— О вас кто-то знал? - хоть и попросил не лезть в исповедь, но это оказалось выше её сил. И голову запрокинула, чтобы можно было смотреть ему в лицо. Хотя от того, каким спокойным оно было, Соне стало как-то не по себе.

— Конечно. И все делали вид, что не в курсе. Отец был старше мамы почти на двадцать лет, но она его не просто любила... Она им болела. Если он долго не появлялся, мама становилась какой-то блеклой, как будто в прямом смысле не могла без него жить.

— А отец? Он любил её?

— Наверное, да. Но свою должность он любил больше - партработники могли сколько угодно иметь любовниц и детей от них, но только если соблюдались приличия. А уж о разводе, чтобы потом жениться на маме, и речи не шло, карьера бы сразу закончилась. Его тесть был далеко не последним человеком в крайкоме, так что о сытой и тихой жизни пришлось бы забыть. Но мама слишком любила и больше заботилась о нем, чем о себе.

Где-то во дворе, не иначе как, попутав месяцы, призывно-пронзительно мяукнула кошка, но уже через пару секунд замолчала. Наверное, кто-то бросил в неё календарем.

— Где он сейчас? - Соня не хотела, чтобы Дан и дальше вспоминал детство, и без того понятно, что произошло дальше. Встречи украдкой, чтобы никто не заметил, все праздники и выходные врозь, ведь есть же и другая семья, имеющая на него все права.

— Умер. Уже довольно давно. Его повысили в конце восьмидесятых, и он уехал, - рассказывать о нем было просто, хотя бы по той причине, что Даниил уже давно не считал того человека своим отцом.

— Почем вы не уехали вместе с ним? - обида и уязвленное самолюбие уже успокоились, но теперь Софья как-то совершенно ясно представила Дана ребенком. Раньше не могла - вот не получалось и все. Того же Димку, который и сейчас зачастую ведет себя, как пацан, а не взрослый мужчина, запросто, а его - нет. Зато сейчас очень даже получилось. Белобрысый сероглазый мальчишка. И, наверное, лопоухий. Неизвестно, с чего Соня так решила, но была уверена, что он был ушастым и конопатым.

— Потому что никто не позвал. После этого мама сильно изменилась, стала намного более замкнутой. Но в нас с Димкой души не чаяла, тут не могу ничего сказать.

И снова пауза. Оказывается, гулять по закоулкам собственной памяти, представляя маму, занятие уже намного менее легкое и приятное. Хорошо, что Соня не лезла с сочувствием или замечаниями, хотя он днем сделал как раз именно это, о чем теперь почти сожалел. Какими бы ни были её приемные родители, но они для неё были единственной семьей, которую Золотце помнила. Плохой или хорошей, уже вторично, но другой она не знала.