Огромное многоэтажное пространство Биали было поделено на тесные камеры-одиночки. Решетки, замки, глазки и в придачу к ним – сложная магическая система слежения. Узник мог пользоваться всеми необходимыми удобствами, получать передачи и проверенные цензурой письма, читать книги, даже раз в неделю выходить на пятиминутную прогулку в тюремный садик, но все это время он оставался в одиночестве – если не считать, конечно, охранников и адвоката. Ни свиданий, ни даже возможности хотя бы украдкой взглянуть на родных и близких из окошка у него не было. Страшная тюрьма совершенно изолировала его от окружающего мира.
В главной тюрьме Асгердана Бестии понравилось – здесь терпимо и обильно кормили, через день позволяли мыться и стелили на кровать самые настоящие чистые простыни. С тех самых пор, как сотенный отряд Белокурого оказался заперт в форте, ни один из них не жил в таких роскошных условиях. Впрочем, и до того существование воина Ордена представляло собой далеко не курорт. Бестия знал, что его ждет высшая мера наказания, но это заключенного мало беспокоило – за последний десяток лет он привык чувствовать смерть за своей спиной и как-то примирился с нею. На поверку она оказалась совсем не страшной старухой.
Обидно лишь то, что судить его станут за преступления, которых он не совершал. Просто повесят на первого попавшегося «яркого представителя» вину всей организации. А то, что гроссмейстеры Ордена вытворяли самые разнообразные, часто страшные, часто омерзительные вещи, пленник знал. Конечно, знал. Часть этих омерзительных вещей он испробовал на себе. А теперь за них же придется отвечать. Ирония судьбы.
Он не негодовал. Не злился. Не кусал локти. Тогда, отправляя своих ребят по подземным ходам, о существовании которых двенадцать лет никто даже не догадывался, он понимал, на что идет. Он знал, за кого и чем расплатиться. И теперь его грело чувство правильности собственных действий. Бестия не знал, что это чувство называется «чистая совесть». Он не знал, что человеку с чистой совестью и верой в лучшее даже умирать легче.
Заскрежетал замок, едва слышно скрипнули петли, и в камеру вошел охранник. Против устава он дружелюбно подмигнул узнику – молодой отчаянный парень ему нравился – и осторожно поставил на столик поднос с едой.
– Твой ужин, Белобрысый. Картошка, мясо, хлеб, немного сыра.
– Спасибо… – Он подсел к столику. Общительному Бестии было тяжко сидеть в одиночестве, любой ценой хотелось удержать этого пусть тюремщика, но зато настоящего, живого человека, поболтать с ним. – Хорошо тут кормят. И долго собираются переводить на меня продукты?