Настя отвернулась.
– Hу? – продолжал Вадим. – Теперь попроще стало? Ты мне веришь?
– Тебя навела Верка?
– О, ля-ля! – От отчаяния Вадик воткнул в зубы сигарету и щелкнул зажигалкой. – Никто меня не наводил – в глаза не видел твою Верку!
– Здесь не курят.
– А мне пофиг. – Он затянулся: – Я не здесь. Меня здесь нет второй день. Меня никто не желает знать, я нигде не числюсь; любимая девушка смотрит на меня как на эскимоса, какой-то упырь занимает мое место и требует, чтобы я вернул тридцать тысяч баксов родному отцу, друг, которому я верил как самому себе, целый год копил деньги, чтобы отправить меня к праотцам…
– Молодой человек, сейчас же потушите сигарету! – потребовала буфетчица.
– Сейчас, – кивнул Вадим.
– … Слышите, что вам говорят? – не унималась женщина за стойкой.
– Ладно, ладно. – Он потушил сигарету в пустом стакане.
– Вообще совесть потеряли! Если еще раз увижу, что кто-то курит… – распалилась буфетчица.
Вадим повернулся к буфету:
– Родная, думаешь мне еще раз светит сюда приходить? Думаешь, у тебя самый классный кабак в Европе?
– …Что?
– Ничего.
Пока он парил мозги буфетчице, Настя, от греха подальше, решила избавиться от странного незнакомца: взяла ранец и поднялась из-за стола.
– Э, ты куда?! – Подскочив со стула, Вадик схватил ее за руку: – Ну-ка, сядь!
– Отпусти меня!
– Ни за что. Теперь ты никуда не уйдешь. Ты слишком дорого мне досталась, любовь моя.
– Никакая я тебе не любовь. Отпусти!
– Тс-с-с-с! – Он улыбнулся, положив палец на губы. – Садись!
– Зачем?
– Я еще не все рассказал.
– Не понимаю, что тебе от меня надо, если сумка уже…
– Любви, подснежник. Несколько минут любви и понимания.
– Несколько минут?
– Хотя бы.
– Хорошо, – согласилась Настя. – Пять минут.
Она вернулась на стул.
– Пожалуйста, сиди спокойно, – попросил Вадим, запросто вынув из-за пояса револьвер. Пушка легла на стол между ним и девушкой: – Это же не трудно?
– Хочешь, чтобы я обратилась в милицию?
– Думаешь, они тебе поверят? Менты реагируют на трупы, Настена. Дела сердечные не для милиции. Найдут покойника с пробитой репой – заведут дело, не найдут – будут его ждать.
– У меня есть друзья.
– А что, им жить надоело, да? – Вадим весело улыбнулся и убрал оружие на место под ремнем. – Нет у тебя друзей, Настена, я же знаю. Поэтому будь цыпой, не огорчай тех, кто тебя любит. У нас ведь с тобой одна такая узенькая дорожка… – Он неторопливо провел ногтем по крышке стола узенькую дорожку: – У тебя и у меня. Сейчас с нее спрыгнуть – один хрен, что броситься вниз с десятого этажа. Мы спали вместе, понимаешь? На Композиторов у нас такая классная немецкая кровать – cупep! – зеленая, мягкая, большая, о, как мы были счастливы! Я не собираюсь лишать нас обоих этого счастья. Но ты же сама видишь, какая у нас жиденькая дорожка. – Если не будешь классной девчонкой, моей невестой, не сделаешь того, о чем я тебя попрошу ради твоего же блага… Даже не знаю, как это сказать… – Вадик озадаченно уставился на свой указательный палец, прочертивший линию вдоль стола. – Клянусь, причинять боль, убивать, там, наносить любые телесные повреждения собственной жене – не мое. В натуре я гуманист. Будет страшной несправедливостью по отношению ко мне, если ты меня вынудишь сделать что-нибудь этакое. Поэтому давай даже не будем обсуждать. Поговорим лучше о приятном.