Вот только в рядовые не хотелось. Очень не хотелось.
И потому бывший майор – с десяти годков, с малолетства, на службе, участвовал в почти тысяче силовых операций чуть ли не на всей территории Союза – набрал вовсе не номер непосредственного начальника, к которому его прикомандировали:
– Здравия желаю! Объект ушел, мы опоздали… Что особенного? Да-да, есть такое дело – кто-то вызвал еще и патрульных. Перекрыли улицу на нашем секторе работы. Шумно перекрыли. По всему, вспугнули объект, на квартире пусто. Только-только ушел… Да, вспугнули. Намеренно или нет, не могу знать… Мои мысли?.. Ну-у… Не могу знать!
Последнее заявление бывшего майора прозвучало недостаточно твердо, да что там – неуверенно даже прозвучало.
А ведь на сержантскую зарплату семью не прокормить. У него жена болеет, и две дочки, красавицы-близняшки… Дочки тоже болеют. За МКАД нет здоровых людей, и подарок судьбы – назначение в Москву – к сожалению, не излечивает от всего сразу.
Бывший майор повесил автомат на плечо. На душе стало тоскливо-тоскливо.
На гроши рядового не прокормить даже самого себя.
Вспомнилось наглое лицо со шрамом, презрительно скривившееся, вечно недовольное, окутанное никотиновой дымкой. И потому…
– Здравия желаю! Виноват, опять я. Есть мысли, могу знать! Намеренно! Точно намеренно! Объект предупредили, не иначе! И шумели тут специально!
Отбой связи, абонент отключился.
Майор поднял забрало. На усах блестели капли пота.
Галетами из кухонного шкафа Сидоровичей Иван побрезговал, а теперь жалел об этом, сидя в электрокаре, воняющем дешевым пластиком.
Унылую тачку – тесную, неуклюжую, едва сдвинувшуюся с места, ничуть не похожую на служебную машину отца, – Тарсус угнал в квартале от небоскреба, где остался ждать хозяев робопес-терьер. С помощью своего чудесного коммуникатора подпольщик подобрал нужную биометрию, и охранная система приняла его за своего, сообщать властям об угоне и не подумала.
«После вчерашнего менты сменили все пароли, а новых у меня еще нет, не смогу вырубить камеры наблюдения, – сообщил Тарсус, перед тем как они покинули уютную квартиру министра здравоохранения. – А значит, поступим иначе…»
И вот Жуков-младший смотрит в зеркало заднего вида и не узнает себя.
Мало того что Тарсус приклеил ему к подушечкам пальцев новые папиллярные узоры, а в глаза вставил контактные линзы с соответствующей сетчаткой, так еще и на нижней челюсти и на лбу прикрепил миниатюрные голопроекторы, которые наложили на лицо Ивана объемную картинку-маску, реагирующую на сокращение мимических мышц. Теперь Жуков-младший – кареглазый и пухлощекий, нос у него длинный, на подбородке ямочка. Тарсус предложил еще волосы перекрасить, а лучше состричь вообще, но Иван воспротивился – типа и так никто не узнает, вон какого уродца из него сделал. Сам же подпольщик прикрыл свое «исклеванное» лицо зеленоглазым скуластым образом, тоже не блещущим красотой. Логика простая: чем меньше особых примет, тем меньше ты привлекаешь внимания.