Впереди колыхался белый плащ Скифа, и от него к моим ногам тянулась черная тень. Я поспешил за ним, пообещав себе, что займусь поисками Кима завтра. Продыху местным не дам, пока они не найдут труп. Пусть на лодках берег прочесывают. Пока останутся сомнения, что убийца Елены жив, не будет мне покоя.
Осталось отыскать поселкового старосту, вселиться в гостевую комнату и проспать оставшиеся пять часов до рассвета.
* * *
Загрохотал металлический лист, закрывающий потайной лаз, и Ким погрузился в сырую черноту, поднес к лицу руку, пошевелил пальцами – ничего не видно. Открыты глаза или закрыты – без разницы.
Тело трясло то ли от холода, то ли сказывался стресс, одеревеневшие пальцы не слушались, и не удавалось расшнуровать промокшую рубашку. Чтобы не натолкнуться на стены, Ким выставил перед собой руки и принялся мерить шагами комнату. Под ногами зашуршала солома. Он нагнулся и нащупал грубую ткань. Присел, потянул ее на себя, сунул руки в солому – сухая! Он готов был рассмеяться от счастья. Вот так везение! Израненное, замерзшее тело жаждало тепла так сильно, что инстинкт самосохранения вытеснил из головы мысли.
Ким скинул намокшее тряпье, надел сухую рубашку, которую дала девушка, улегся на солому и замотался одеялом из мешковины.
Похоже, девушка с косичками тут либо иногда ночевала, либо кого-то ждала. Девочки верят в Парус, ходят его встречать – им эту байку рассказывают или родители, или старшие подруги. Странная девушка, видимо, тоже ждала, а причалило к ее берегу… В общем, беглый преступник, который сделал что-то ужасное.
Иначе не ринулся бы за ним с мечами весь Инкерман. И Герман – лучший друг…
По обыкновению прищуренные глаза широко распахнуты. В них полыхает ненависть, на скулах катаются желваки, бескровные губы дрожат. Обнаженный клинок обагрен закатным солнцем.
– Проклятый убийца! – шипит он, приближаясь на полусогнутых. – Палач! Зачем ты это сделал?
Пахнет кровью. Руки покрыты бурой коркой.
– Что случилось? – спрашивает Ким и с недоумением и начинает пятиться, нанизанный на взгляд Германа, словно на клинок.
– Это я у тебя должен спросить, – выдыхает он и замахивается. – Сдохни! Будь ты проклят, тварь!
Тело действует инстинктивно. Металл ударяет о металл. Минутный танец смерти – и Герман падает на дорогу, его меч отлетает в сторону. Недавний друг, а ныне – злейший враг, валится в траву и бормочет, не поднимая головы:
– Давай. Прикончи меня, как свою жену и дочь. Она ведь изменяла тебе со мной… Она…
Герман бы и дальше говорил, но плечи его дергаются, и он смолкает, уткнувшись в ладони.