Она не ответила; дорога свернула к дому, и древняя брусчатка принялась вытрясать из меня то, что я считал душой, но тут включились фиксаторы положения головы и едва не свернули мне шею. Шаттл въехал в ворота и остановился у дома.
– Иди, – сказала она.
– А ты? – спросил я.
– Он ни разу не сказал мне, что захочет меня видеть, – глухо ответила она.
Лопотал и позванивал ручей. В листве чирикали и ссорились птицы.
Наверняка Булат лежал на огромном валуне и смотрел, как рыба скользит в потоке. Удить он не любил. Под ногами хрустела трава, кроны старых вязов скрывали солнце, оставляя золотую сеть на земле и стволах. Девятилетнее тело несло меня так легко, как не бывало даже на Поясе. Девяностосемилетнее, подключенное через «Каркасс» к симсерверу, осталось там, наверху.
Катя была права. Моделирование было превосходным; иллюзию создавал мой собственный мозг, собирая ее изо всего, что знал о мире. Поэтому я даже не старался отличить подлинное от неподлинного. Да и зачем?
Тринадцать лет. Худой, исцарапанные коленки, длинные черные волосы и ясные серые глаза – хитрые, улыбчивые, ни единой капельки боли и предсмертного безразличия.
– Пришел… – сказал он и улыбнулся. Я не ответил. Меня трясло. Кошмар может быть и умилителен.
– Ты же мертв, – сказал я. – Помнишь, ты сказал, что не сделаешься призраком. Чего ты испугался? Что это тебе дало? Они даже не плачут над твоей могилой.
Схожу с ума. Разговариваю с проекцией сложной обратной связи.
Булат усмехнулся:
– Когда поживешь в одном теле со смертью, начинаешь думать иначе. Ну, и дети могут приезжать и говорить со мной. Катю ты не знаешь, Аулис завтра приедет сюда. Горя не будет, будет уверенность, что я всегда с ними… Разве плохо?
Подобрав камень, он швырнул его в воду. Я смотрел на всплеск и жемчужную рябь. Над нами парила стрекоза. Умер он до того, как дочь поехала встретить меня.
– Конечно, для них я буду другой. Это я выбрал для нас. Нравится?
Я пожал плечами:
– Именно таким я его и помню. Значит, и ты тоже.
Неуверенная улыбка была именно из тех дней.
– Да, тот самый берег, у Чон-Арыка. Сим выбирает из моей памяти самое яркое, остальное заполняешь ты… Помнишь, как Марик…
– Тогда никакой точности нет. Все размыто. «Твое» и «мое» совпасть не могут. Мое к тому же на три года младше.
– Какое это имеет значение? Ты видишь что-то не так?.. Хочешь, потрогай.
Катя сказала мне то же самое в поезде. Но это была отлично сконструированная, медленная и неотвратимая ложь.
– Ты хочешь, чтоб я поверил, что ты мой Булка. Ты хочешь, чтоб я уселся тут с тобой и смотрел на мальков. Но ты просто набор магнитных «да-нет», ты подпрограмма, которая выдает себя за него. Ты всего-навсего подпрограмма в той программе, которая склеивает эту ложь. Процедура, функция. Выключись к чертовой матери!