В голосе Саймона слышалась неподдельная горечь, особенно когда он произнес последнее слово. Мэнди это потрясло.
— Но ты же не калека!
— А что, разве не видно?
— Нет, конечно, — тепло возразила она.
Саймон успокоился:
— Ну хорошо, дитя, не надо на меня так сурово смотреть. Уже пора было бы понять, что такой уж я тип — очень люблю себя жалеть.
В глазах его мелькнула насмешка, но она тут же исчезла, когда он добавил:
— Так, теперь пойду к Пипу, а ты немного отдохни. Мы с тобой еще не знаем, чего нам ожидать этой ночью.
Мистер Глин Филпот прибыл без четверти двенадцать — высокий, крупный человек, слегка сутулый, с руками художника. Казалось, он ничуть не удивился, что его просили приехать за сотни миль, да еще в такой поздний час. Раз срочный случай… тем более что речь идет о жизни ребенка. Только увидев, как серьезно Саймон и врач отнеслись к этому делу, Мэнди наконец осознала, насколько сложна ситуация. Когда осмотр был закончен, она зашла в комнату и села рядом с кроватью Пипа, а мужчины пошли вниз. Пип спал под действием снотворного. Мэнди не могла отвести глаз от его лица; сейчас оно было таким спокойным, безмятежным, но что будет, когда он проснется и боль вернется? Ей страшно было об этом думать.
Вскоре она услышала, как машина доктора отъехала от дома. Саймон вошел в комнату.
— Как я и предполагал, — сказал он полушепотом. — Пипа надо класть в больницу Святой Матильды, это частная больница Глина Филпота, надо делать полное обследование, рентген и все прочее. Это очень срочно, время не терпит. Его там будут ждать завтра утром. Я сам его отвезу. Ты поедешь с нами, Мэнди?
— Да, если можно, — прошептала она.
Это была странная поездка. Они выехали затемно, еще не было четырех часов утра. Мэнди сидела на заднем сиденье, держа на коленях завернутого в одеяло Пипа. Саймон вел машину плавно и очень осторожно. Они молчали. Только иногда, оглядываясь через плечо, он коротко спрашивал:
— Как там у вас, все нормально?
Перед рассветом он остановил машину у дорожного круглосуточного кафе и принес Мэнди дымящуюся чашку чаю. Девушка попыталась высвободить руки, но Пип шевельнулся во сне, и она отрицательно покачала головой.
— Лучше не буду шевелиться, — прошептала Мэнди.
— Давай я тебя напою, — предложил Саймон.
Он поставил колено на переднее сиденье, наклонился к ней и поднес чашку к ее губам.
Мэнди благодарно улыбнулась ему в сереющем сумраке рассвета:
— Спасибо, чай был очень вкусный.
— Теперь уже недалеко, — сказал он. — Ты просто молодец, Мэнди.
От ласковой похвалы в его голосе ноющие от тяжести руки, казалось, слегка отошли.