Неподалеку мелькнули знакомое лицо и рука с пистолем, из которого вился едва заметный дымок выстрела. Да это же окольничий Никита Годунов, начальник заставы Нового Девичьего монастыря! Так вот кто сразил Новодворского! Как он здесь оказался?!
Не успел Пожарский об этом подумать, затор у ворот прорвало, и вместе с отрядцем сопровождения его вновь вынесло к дороге. Телохранители обступили его, но так, чтобы окно для княжеского меча оставалось свободным. А он хладнокровно и уверенно продвигался вперед, не давая этому окну захлопнуться.
Над их головами раскинулось безоблачно-синее полуденное небо. Оно было напитано ласковыми солнечными красками, но казалось грязным, скомканным. Повсюду валялись мертвые тела. Трава и цветы, выбитые из земли копытами коней, кроваво бугрились, а сами кони метались с безумно расширенными зрачками или умирали рядом с седоками, роняя алые клочья слюны и тоскливо всхрапывая напоследок. А бой с одного места перетекал на другое, то затухая, то разгораясь вновь.
Поначалу длинный обоюдоострый меч казался Пожарскому легким, а собственное тело гибким и стремительным, но потом они начали предательски тяжелеть. Рука уже не так крепко сжимала влажную рукоять. Хромота сделалась заметней. Грудь стеснило, как перед приступом черной немочи. В глазах начали двоиться темные круги. В довершение ко всему Пожарский почувствовал жгучую опасность за спиной.
Оглянулся. Так и есть. Венгерские пехотинцы частью порубили, частью оттеснили сопровождавших князя ратников, а совсем рядом вздыбил коня перед решающим броском одетый в позолоченные одежды польский рыцарь. Пожарский едва успел подставить под его шестопер свой меч. Удар оказался настолько сильным, что вышиб из руки князя меч, а пана кавалериста и вовсе из седла выбросил. Затем, как подсеченный, рухнул аргамак пана. Падая, он чуть не подмял под себя князя.
В следующий миг противники стояли лицом к лицу. Поляк успел подобрать меч Пожарского, а князю достался шестопер противника. Это был увесистый железный шар с разящими насмерть остриями на длинной, украшенной тремя бронзовыми поясками и шестью перьями рукояти. Собрав все свои силы, Пожарский сделал молниеносный выпад.
Шестопер проломил шлем кавалериста, и тот, не успев ответить ударом на удар, свалился ему под ноги.
— Хорош был, да не сильно поклонистый! — раздался одобрительный смешок за спиной. — Так его, воропая!
Этот смешок и помог князю, с мысли на мысль переключившись, приступ черной немочи превозмочь. С прежней стойкостью он продолжал отражать удары, а на ответные сил почти не осталось. За него их теперь наносил казак в шапке с зеленым куском холста, пришитого сзади. Лицо его, синеглазое, выдубленное солнцем и ветром, с выцветшей бородой и озорным оскалом, было не знакомо Пожарскому, зато одежда и прочие приметы говорили о том, что это один из ратников сибирской дружины Василея Тыркова. Но самое удивительное, что в руках у него была не сабля или сулица, а меч Пожарского, и орудовал он им довольно ловко и уверенно.