— Это как же тебя надо понимать? — так и впился в него едким взглядом Пожарский. — Ивана Заруцкого выгораживаешь? Выходит, еще не отрешился от него?
— Отрешился! — с трудом выдержал этот враз потемневший взгляд Кирила. — Но ложь умолчания все равно остается ложью. Лишние грехи мне ни к чему, — голос его невольно задрожал. — Уж не обессудь, князь!
— А скажи-ка, мил человек, — миролюбиво вопросил Кузьма Минин, — про ложь умолчания ты сам додумался, али за кем другим повторил?
— За батюшкой Нечаем Федоровичем.
— Ну, это повтор хороший. А теперь расскажи, как ты попал к Иринарху…
Были и другие вопросы — об отце, о Сибири, о тамошней службе, о том, каким образом Кирила связан с Авраамием Палицыным. В конце концов Пожарский и Минин решили: быть ему для начала вторым дьяком Казанского приказа при Совете всей земли. Дьячит в нем Евдокимов Афанасий, сын Жданов, человек дельный, опытный, хорошо знающий положение дел в казанских и мещерских краях, но за сибирским столом никогда прежде не сидевший. Вот пусть Кирила за этот стол и сядет. Не место к голове идет, а голова к месту.
Приказная изба стояла на посадском торгу, который с наступлением обеденного часа стремительно опустел. Рублена она в два верха. На первом разместились столы Поместного приказа и Большого прихода, на второй вели две крутые лестницы: одна — на половину Новгородской, Устюжской и Соли-Галицкой четвертей, другая — в палату Казанского и Разрядного приказов.
Афанасий Евдокимов оказался невысоким дородным человеком лет сорока — сорока пяти. Его стол занимал лучшее место — у окна на лицевой стороне избы. Окно, несмотря на удушливые дымы, было распахнуто настежь, поэтому Кирила и Евдокимов заметили друг друга, еще когда Кирила шагал через обезлюдевшую площадь.
— Можешь не добрыдничать, — едва глянув на вошедшего, досадливо махнул рукой Евдокимов. — Лучше говори, с чем пришел.
В палате стояло еще пять столов. На одном из них валялся засохший листик березы, на другом белела плошка с почти выгоревшей до конца тонкой церковной свечкой, на двух дальних поблескивали крытые зеленой глазурью каламари, пятый и вовсе был пуст. Похоже на то, что сидельцев в приказе явная нехватка.
Так оно и оказалось. Узнав, что Кирила не проситель, каких немало к нему захаживает, а новый дьяк, присланный ему в товарищи князем Пожарским и Козьмой Мининым, Евдокимов заметно оживился.
— Ну наконец-то! — поскреб он указательным пальцем плешь, увенчанную прядью рассыпающихся в разные стороны белесых волосинок. — Один, вишь, сижу аки перст. Ни подьячего, ни повытчиков, два писца всего, да и тех больше на побегушках держать приходится.