Похоже, кличку эту ему дали те, кого доставал он со дна жизни и выводил на чистую воду. С юных лет он был очень силен, подвижен, порой пронырлив; крупную голову не то мясника, не то молотобойца со лбом Сократа действительно украшала шикарная огненная шевелюра. Вскоре кличка так прилипла к нему, что не только многочисленные лихие ловцы удачи, но и коллеги стали именовать его между собой не иначе как Рыжий Черт или даже — совсем уж в узком кругу и для вящей краткости — просто Рычард. И хотя со временем Сэмьюэл Доулинг превратился из рядового зубастого сыщика — «ноги в руки» — в начальника одного из крупнейших полицейских подразделений Англии, а место огненной шевелюры заняла у него обширная розовая лысина, Рыжий Черт по-прежнему оставался Рыжим Чертом, сохранившим оптимизм и ухватки юности и умножившим природный темперамент на суровый опыт своих шестидесяти трех лет.
Лоуренс Монд давно привык к тому, что если звонит Сэм Доулинг, то звонит он по делу. Разумеется, Рыжий Черт мог бы позвонить другу Монду и без всяких дел — так просто, хоть среди ночи, как в старые добрые времена, — но одно дело тот прежний Рычард и другое — сегодняшний, отшлифованный и обкатанный жизнью Доулинг, научившийся ценить свое и чужое время. Отвлекать пусть и теплыми, но никчемными разговорами знаменитого теоретика и профессора права сэра Лоуренса Монда он бы ни за что себе не позволил.
Сэм испытывал к Монду ту порой неосознанную почтительность, которую выходцы из низов нередко испытывают к людям высокой родовой культуры, понимая, что не всего можно достичь горбом. Взлетев на вершину полицейской иерархии, Сэм не изменил своего отношения к Монду, вероятно, еще и потому, что считал нынешнего теоретика и бывшего своего коллегу-розыскника одним из крупнейших отечественных криминалистов. Каждое его деловое обращение к Лоуренсу означало, таким образом, еще и безусловное признание особых заслуг и уникальных возможностей коллеги.
В этот раз они очень быстро договорились о встрече, вскоре Доулинг уже сидел перед Мондом в одном из тех старинных глубоких кресел, что стояли между окнами в его гостиной. Их разделял невысокий столик, на котором стоял поднос с кофейником, рядом — чашки, сахарница, сливки, лимон, ликеры. Ни дочери Мари, ни дворецкого Джорджа в доме сегодня не было. Лоуренс Монд сервировал столик сам.
— Извини, Сэмьюэл, вот теперь я к твоим услугам, — начал он наконец, разливая кофе и поглядывая на гостя, который заметно нервничал.
— Понимаешь, старина… — Сэм замялся, словно не зная с чего начать. — Дурацкая ситуация. То есть нет. Ситуация, может быть, даже совсем банальная… — Он опять осекся и как-то беспомощно посмотрел на Монда.