— Ты слышишь меня, ты слышишь меня? — повторял он. — Говори, говори, ты слышишь меня?
Бандит начал что-то несвязно бормотать, отдельные слова разобрать было трудно, но сам голос Крюка вызвал у его напарника новый приступ ужаса.
— Говори, говори, — настойчиво повторял Андрей, ожидая, что через волевой барьер его негаданной жертвы вот-вот прорвется плохо контролируемый сознанием словесный поток.
— Слышишь меня? «Сноуболл», «Сноуболл»…
— «Сноуболл», — внятно произнес вдруг Крюк, — надо, надо…
— Что надо? Говори, говори, что надо сделать? — давил на него Андрей.
— Надо Стеллу… надо встретить Стеллу… Отвезти на виллу…
— «Спринг-бод», «Спринг-бод», — подсказал Андрей.
— Программистку убрать… чтобы никто… в карьер…
— Кто убрал программистку?
— Программистку убрать… Это нельзя… Убью! — с угрозой вдруг произнес Крюк и продолжил: — Мельник, Мельник… этот умеет…
— Кто такой Мельник, как его имя?
— Это он… Стеллу, Киппо… он… он…
— Кто приказал их убрать? Говори, говори!
— Нет, нельзя… это смерть… нет… нет…
— Кто приказал? Говори, говори!
— Дик, Дик… это Дик…
— А-а-а! — закричал вдруг, втягивая голову в плечи, второй бандит, словно уворачиваясь от какого-то неслыханного удара.
«Вот оно, вот, — подумал Андрей, — ради чего затевалась вся эта свара, вот ради чего рисковал Дью Хантер, хотя не имел на это права». Оставался еще один шаг, шажок, мгновение — и он будет знать все. Он потянулся ко второму бандиту, рывком схватил его за горло и подтянул к шефу:
— Быстро, быстро, кто такой Дик? Кто такой Дик? Говорите, говорите оба!
Почувствовав себя рядом с беспрерывно бормочущим что-то Крюком, напарник его почти потерял сознание.
— Дик Чиверс! — выкрикнул он, словно освобождаясь от неимоверной тяжести. — Это Дик Чиверс! — И, тяжело ткнувшись лбом в спинку переднего сиденья, он истерически разрыдался.
— Так, Дик Чиверс, прекрасно, — машинально повторил Андрей вслух. — Стало быть, привет тебе, Чарлз Маккью, от почтенного и уважаемого семейства Чиверсов!
Андрей сел за руль, словно вычеркнув из памяти двух подонков, находящихся за его спиной. Глянул на часы. Скоро шесть. Автоматически включил зажигание, медленно выехал на шоссе.
Острое совестливое сожаление о том, что он впутал в подобное дело Хантера, охватило его. О себе он пока не думал. Два года с Хантером, казалось, вернули его в человеческое общество, где есть дом, семья, любовь близких, от которой ожесточенное сердце смягчается, где на тебя смотрят доверчиво и радостно, не просто как на человека, тянущегося к теплу, но и самого способного дарить это тепло искренно и щедро.