Заговор против террора (Маркман) - страница 98

— Да, насчет телефона. Я сообщу тебе номер позже. Встречу тебя послезавтра у метро, в обычное время после работы. Хорошо?

В назначенное время она не пришла. Такое случалось и прежде, поэтому Кирилл не очень огорчился. Он терпеливо ждал ее больше часа. Наконец, она появилась, но, увидев его, не улыбнулась радостно, как прежде. Она отвела глаза и торопливо прошла мимо.

— Софа, что с тобой? — в панике закричал Кирилл. Он догнал ее и пошел рядом, соразмеряя шаг. Софа продолжала молча идти вперед, не поворачивая к нему головы.

— Софа, Софа! Что случилось?

Кирилл тронул ее за рукав.

— Софа.

Она вздрогнула, как будто к ней прикоснулись льдышкой, отскочила в сторону и в ужасе уставилась на него.

— Что случилось, Софа? — прерывающимся голосом повторил он. — Что с тобой?

У Софы задрожали губы.

— Ты сотрудник МГБ? — спросила она.

— С чего ты взяла?

— Сучкова пришла ко мне. Благодарить и извиняться за свое прежнее поведение. Я тоже решила извиниться за тебя. Ведь ей муж тогда сломал челюсть. Она рассказала мне, как это было. Ты показал им свое удостоверение сотрудника МГБ.

— Я тебе все объясню, Софа.

— Ничего не нужно мне объяснять. Скажи только, Цилю Наумовну арестовали по твоим доносам?

— Нет! Послушай, Софа.

— Не хочу тебя слышать и видеть. Негодяй, подонок. Ты омерзителен.

Она резко отвернулась и зашагала прочь. Он не стал ее догонять. Он был оглушен и раздавлен. В ушах звучали ужасные слова, произнесенные любимой женщиной на прощание. Жизнь потеряла смысл.

Кирилл прекрасно понимал, чего от него ожидало начальство. Законность следственных процедур не требовалась и даже не поощрялась. Но ожидаемых от него результатов ему не удавалось добиться; как раз наоборот, из его отчетов было ясно, что обвинения против подследственных несостоятельны. Панин в дружеских беседах предупреждал: жди бури.

У самого Панина уже начались осложнения. Однажды он разоткровенничался с Кириллом: «Ушел бы я отсюда, да чует мое сердце, все равно они меня найдут да еще и сделают козлом отпущения. Не первый год в этой конторе».

Кирилл еще и еще раз перелистывал документы дела опасного государственного преступника — Каца Самуила Абрамовича, 52 лет, врача, специалиста по сердечнососудистым заболеваниям. Согласно оперативным данным, Кац лично знал терапевта Этингера, арестованного недавно за умышленно неправильное лечение выдающегося политического деятеля Щербакова. Он также был знаком с главой ЕАК Фефером и с Михоэлсом. А Михоэлс, как стало известно позже, был врагом Советской власти и замышлял диверсии против советского правительства. Прямо-таки находка Рюмина, на которую он возлагал большие надежды. Рюмин, поручая ему дело врага Каца, с нотками угрозы посоветовал: «Ты прижми его покрепче. Это крепкий орешек, не то, что Этингер. Тот сразу раскололся. И Кац должен признаться, что неправильно лечил важных государственных деятелей или помогал таким, как Этингер. Пусть подтвердит, что диагноз Этингера был неправильным, что он убил Щербакова, и, может, еще кого-то угробил. Понял?»