– Товарищ Сталин, но как нам поступать в такой ситуации? – Спросил пришедший в себя, но все еще деморализованный Молотов.
– Вот это, товарищ Молотов, уже совсем другое дело, – произнес пыхнув трубкой Иосиф Виссарионович, лукаво улыбнулся и пригласил их сесть за стол, поближе.
Предстояло многочасовое рабочее совещание. Когда Молотов и Каганович вышли от Сталина уже давно рассвело. Но ночное бдение не прошло бесследно.
– Хозяин на взводе, – задумчиво произнес Каганович, когда они остановились на крыльце, чтобы немного подышать свежим воздухом и покурить.
– Хозяин? – Пробуя это слово на вкус, переспросил Молотов. – Да, очень на то похоже.
– А ведь все могло сложиться совсем иначе… – Усмехнулся Лазарь Моисеевич. – Доберись Ежов до Тухачевского раньше, чем тот осознал бы сложившуюся ситуацию, мы бы ужасались глубинами падения армейских командиров и в припадках ярости подписывали расстрельные списки. Знаешь, меня немного лихорадит. Ощущение, будто мы прошли по краю бездонной пропасти.
– Но ведь ничего не изменилось, – пожал плечами Молотов.
– Изменилось то, что мы теперь знаем, что делать. Да и этого психического до руководства НКВД не допустили. Думаю, теперь все будет по-другому.
– И очередной дворянин станет Героем Советского Союза… – улыбнулся Молотов. – Не много ли их стало?
– Это имеет значение? Мне кажется, что намного важнее не их происхождение, а их поступки. Тухачевский же уже сделал достаточно для того, чтобы с ним считаться.
– Ты думаешь,… Хозяин ему верит?
– До конца нет, но уже, по крайней мере, серьезно относится к его словам. Так что, хотим мы этого или нет, нам нужно будет поступать так же. Понять бы еще кто за ним стоит. Вряд ли его демарш был поддержан его старыми друзьями. Кто теперь его поддерживает и продвигает?
– Я думаю, что никто. Он решился на собственную партию, и пока ведет ее недурно.
– Почему ты так считаешь? – Удивленно переспросил Каганович.
– Сегодня в кабинете Хозяина я вдруг осознал, что Тухачевский играл ва-банк, поставив на кон свою жизнь. Ты думаешь, кто-нибудь на это решился бы, не играя сольную партию? Вряд ли. В любом случае, происков Троцкого или армейцев за его демаршем, я бы не стал искать. Тем более, что он именно по ним и ударил.
22 марта 1936 года. Московская область. Село Волынское. Ближняя дача.
– Здравствуйте товарищ Сталин, – кивнул Слуцкий, – Добрый день, товарищ Берия.
Слуцкий был собран и подтянут как никогда. И на то у него были очень веские причины. Дело в том, что пять дней назад произошла кадровая перестановка в НКВД, вызвавшая откровенное замешательство в рядах сотрудников этого ведомства. Генрих Григорьевич Ягода неожиданно для всех был освобожден от смежных должностей и оставлен только на посту наркома НКВД, причем имея перед этим очень долгий разговор со Сталиным. Поговаривают, что лицо наркома после той беседы имело вид очень бледный. Впрочем, свою традиционную хамоватую манеру общения закостенелого завхоза с какой-нибудь овощной базы, Генрих Григорьевич как-то подрастерял буквально за несколько часов. Ни крика тебе, ни хамства, ни оскорбления подчиненных. Конечно, интеллигентные манеры у наркома не прорезались, ибо не откуда, но взвешенности в нем прибавилось изрядно. Эффект от этого получился очень необычный – его вежливость испугала всех чрезвычайно. "Что там случилось?" – стучал навязчивый вопрос в мысли руководства НКВД и приближенных к телу.