С улицы донесся приглушенный хохот двоих папарацци.
— Это очень полезная информация, — сказал Страйк Даффилду. — Спасибо.
— Бестиги не должен узнать, откуда ты ее получил.
— Постараюсь обойтись без упоминания источника, — пообещал Страйк, вставая. — За воду тоже спасибо.
— Зайчик, погоди, я с тобой, — заворковала Сиара, прижимая к уху телефон. — Киран? Мы выходим — Корморан и я. Прямо сейчас. Эван, милый, пока.
Она наклонилась и поцеловала его в обе щеки; Даффилд, уже наполовину выбравшийся из кресла, был обескуражен.
— Можешь тут переночевать, если…
— Нет, милый, у меня завтра днем работа, нужно хорошенько выспаться.
Когда Страйк вышел на улицу, его вновь ослепили вспышки, но папарацци, судя по всему, растерялись. Он помог Сиаре сойти по ступенькам и повел ее к задней дверце «мерседеса»; из толпы папарацци кто-то крикнул:
— Эй, дядя, ты вообще кто такой?
Ухмыляясь, Страйк хлопнул дверцей. Коловас-Джонс сел за руль; они отъехали от тротуара; на этот раз никто их не преследовал.
Через пару кварталов Коловас-Джонс нарушил молчание, глядя в зеркало заднего вида и обращаясь к Сиаре:
— Домой?
— Наверное, да. Киран, сделай одолжение, включи радио. Музыки хочется, — сказала она. — Погромче, котик. Ой, я балдею.
Леди Гага пела «Телефон».
Когда Сиара повернулась к Страйку, на ее удивительное лицо упал медовый луч светофора. Ее дыхание пахло алкоголем, а кожа — перечно-сладкими духами.
— Ты больше ничего не хочешь у меня спросить?
— А знаешь что, — сказал Страйк, — пожалуй, хочу. Зачем у тебя в сумке сменная подкладка?
Не веря своим ушам, она звонко рассмеялась, склонилась ему на плечо и ткнула локотком в бок:
— А ты забавный!
— Нет, серьезно, зачем?
— Ну, это придает сумке типа индивидуальность; подкладки можно заказывать по своему вкусу и менять, даже использовать как шейные платочки. Это же такая прелесть — натуральный шелк, изящный рисунок. А молния по краю — последний писк.
— Интересно, — сказал Страйк.
Сиара легко прижалась к нему бедром и опять рассмеялась — теперь глубоким, грудным смехом.
«Трезвонь, трезвонь, но дома никого!» — надрывалась Леди Гага.
Музыка заглушала их разговор, но Коловас-Джонс постоянно стрелял глазами в зеркало заднего вида, без нужды отрываясь от дороги. Прошла еще минута, и Сиара сказала:
— Ги был прав: я люблю больших. А ты такой громила. И типа суровый. Это очень сексуально.
Еще через квартал она прошептала:
— Где ты живешь? — и по-кошачьи потерлась о его щеку.
— Я ночую на раскладушке у себя в конторе.
Сиара захихикала. Она определенно захмелела.
— Шутишь?
— Ничуть.