— Я же сказал, — хрипло выдавил он, не видя Робин, — чтобы ты шла домой.
Но она уже набирала номер службы спасения:
— Срочно полицию и «скорую»!
— И такси вызови, — проскрипел он с пола; от долгих разговоров у него пересохло в горле. — Я с этим куском дерьма в одну «скорую» не сяду.
Он дотянулся до мобильного, который валялся в стороне. Дисплей был разбит, но запись продолжалась.
Nihil est ab omni
Parte beatum.
Гораций. Оды. Книга 2
Десять дней спустя
Британская армия требует от военнослужащих такого отречения от личных нужд и привязанностей, какое трудно понять гражданским умом. Она считает, что нет ничего выше ее требований. Непредсказуемые переломные моменты человеческой жизни — рождения и смерти, свадьбы, разводы, болезни — обычно влияют на планы военных не больше, чем камешки, стучащие в днище танка. И все же бывают исключительные случаи; благодаря одному из таких исключительных случаев вторая афганская командировка лейтенанта Джонаса Агьемена завершилась досрочно.
Главное управление полиции потребовало его срочного возвращения в Великобританию. Хотя армия обычно не ставит интересы полиции выше своих собственных, на этот раз она пошла навстречу органам правопорядка. Обстоятельства смерти сестры Агьемена получили освещение в международном масштабе, и суета прессы вокруг безвестного доселе сапера не шла на пользу ни вооруженным силам, ни ему самому. По этой причине Джонаса посадили в самолет и отправили на Британские острова, где армия расстаралась, чтобы поставить заслон жадным до сенсаций хроникерам.
Читатели газет в большинстве своем полагали, что лейтенант Агьемен будет рад-радешенек, во-первых, оказаться дома, вдали от боевых действий, а во-вторых, подготовиться к получению такого богатства, какое ему и не снилось. Однако же молодой офицер, с которым Страйк встретился после полудня в пабе «Тотнем» через десять дней после ареста убийцы, держался почти агрессивно и, казалось, еще не оправился от первоначального шока.
Эти двое в разные периоды жили одинаковой жизнью и ходили под одинаковой смертью. Человеку гражданскому этого не понять; первые полчаса они говорили только об армии.
— Значит, ты «пиджаком» был? Надо же такому случиться, чтобы «пиджак» испоганил всю мою жизнь.
Страйк улыбнулся. Он не счел это неблагодарностью, хотя швы на руке болезненно тянуло, когда он поднимал свою пинту.
— Моя мать хочет, чтобы я сделал заявление, — сказал офицер. — Твердит, что только так и можно выпутаться из этой заварухи.
Это стало первым, пусть косвенным, упоминанием причины, которая сейчас свела их вместе, а до этого оторвала Джонаса от армейской жизни, выбранной им самим.