— Вот теперь пошли, — сказал мне Хьяр. — Не думаю, чтобы кто-то из двух обернулся, а если поймут, что мы за ними следим, — что же. Легче сложится разговор.
Однако нам даже не пришло в умные головы, чем конкретно нас встретят. Дверь особнячка была закрыта изнутри на засов, инвалидную коляску факт успели затащить внутрь. Однако едва я дотронулся до дверной ручки, как она повернулась и вдавилась в центр моей диафрагмы.
На пороге стояла Мириэль.
— Входите скорей, — проговорила она как ни в чём не бывало. — Матушке плохо. Если бы мне знать…
— А тебе вовсе того и не надо, — глухо донеслось из спальни. — Проводи джентльменов ко мне.
Надо сказать, что обе женщины говорили с нами по-английски, причём дочь едва ли не безупречней матери.
Коляска была придвинута к одной из постелей, но Этель так и не вышла оттуда.
— Сильный приступ, — объяснила Мириэль. — Может быть, разрыв сердца. Никак нельзя трогать. Едва успела лечь на моё место.
Зачем было заставлять пожилую даму таскать тяжести, промелькнуло у меня в голове. Я глянул на Хьяра — он слегка покачал головой из стороны в сторону, будто отвечая на мои мысли.
— Сэр Хьярвард, только ни в коем случае ничего со мной не предпринимайте, — сказала Этель. — Для умирающей я вполне прилично себя чувствую. Вы один обо всём догадывались или ваш молодой человек тоже?
— Один, — проговорил Хьяр. — Я так полагаю.
— Говорите.
— Девушка практически не ест и не выделяет. Летящая, буквально крылатая походка. Весит так мало, что никому нельзя касаться, кроме посвящённых в секрет. Не по-человечески сильна. Узы на руках, ногах, губах и языке, наложенные специально, дабы дитя не выдало себя раньше срока. Хотел бы знать, кто именно это сделал и по какую сторону пролива.
— По эту и с её полного согласия. И не мной. До того удавалось уговорить лежать тихо и косить глазами вовнутрь, — усмехнулась Этель.
— Совершеннолетие наступает в двадцать один год, в точности по европейскому законодательству. Но нетипичное — ибо отчего-то физическое развитие замедлено так, как не бывает ни у обыкновенных детей, ни у тех, кто признан ограниченно способным.
Клянусь, папаша употребил именно этот термин, который вошел в обычай лет этак через сто!
— Я так думаю, с Мирой всё ясно. Но вот с её матерью…
— Мать тоже логр, — Этель снова изобразила подобие улыбки. — Мы далеко не всегда понимаем в полной мере, кто мы есть. Мы едим и пьём — причём вовсе не насыщенное кровью дыхание. У нас могут быть нормальные дети от обычных людей. Мы так же, как они, страдаем от регул, поллюций, родовых болей и неудовлетворённой страсти. В отличие от наследников Чаши, мы даже болезням подвержены. Не говоря о смерти. И вынашиваем детей внутри, а не снаружи.