Оттого и позвали меня однажды из города, где я тогда жила…
Полюбоваться на то, как побратим на попоне возлёг. С вот этой самой дыркой между бровей. Красивый, чисто умытый, только затылок ему снесло напрочь. И волосы не седые, а буро-красные все…
Он, видишь ли, прямо на Волка со своими убойными аргументами вышел, дурень, а тот не поспел своих телохранителей остановить. Они же на уровне инстинктов защищают, иначе пользы от них никакой.
Я тогда впервые выдавила из себя что-то вроде плача над телом. Со стороны было похоже на кашель, наверное.
Поднялась на ноги уже командиром. Говорю:
— В город не вернёмся, здесь хороните. Имена на табличке напишите так, чтобы не смыло первым же дождем. Со мной пойдут только стратены. Тех, кто целовал знамя правительству, будут судить за нарушение присяги.
— Ина, я одной тебе давал слово, — говорит Керт. — И все прочие тоже. Да разве тут есть такие, кого Братство уму-разуму не учило?
Это они об одном только догадались: возвращается прежняя вольница. И их любимый командир с новым корсарским патентом. Только вот патент был особый.
— Виноградное кольцо, верно?
— Отменно догадлив. Может быть, и дальше продвинешься? Вспомни, что я тебе говорила о структуре Братства Зеркала.
— Лучше снова ты скажи.
— Не задаром.
Сорди понял: ей и без того невыносимо.
— Я не настаиваю…
— Не иди на попятный, чего уж там. Уж коли разговор так повернулся… Сие как раз просто: когда Оддисена собирается круто переменить тактику и стратегию, скажем, внедриться наконец в правительственные круги или объединить разрозненные части империи, магистра она берёт из наилучших — однако не из своих. Свои «клятвенники» становятся слишком привержены идеалам. Чужака приходится доводить до ума десятилетиями, иногда почти всю его жизнь — оттого магистерский знак означает прежде всего свободу доступа к информации и охрану.
— Тебя сделали таким вот…
Он хотел сказать «магистром», но отчего-то продолжил:
— Таким чужаком.
— Да. Как человека, который всякий раз решает по сокровенной совести. То есть по чистому внутреннему гласу, да вдобавок — неординарно. И к тому времени, когда случилось то, что случилось, мой перстень уже был для меня открыт. В том смысле, что меня посвятили в его смысл и дали карт бланш. Что давало самый минимум верховной власти, но полную неприкосновенность.
— И вот выходим мы к логовищу зверя. Стоит дом посреди котловины как во сне — ни шороха, ни движения, окна забиты досками. А сверху, помнится, мокрый снег лепит: на вялую зелёную травку — весна, что ли, тогда была — на берег родника, на стеклянную крышу. Это такая была солнечная батарея из моностекла. Мономолекулярного, тьфу… Стали, немного не доходя дома. И без слов ясно — там он. Побратиму на подходах встретился.