— Волки, — очень спокойно проговорила Кардинена. — Легки на помине. Интересно им, видите ли. Чела, какое твоё предложение: прорвёмся или саблей попробуем отбиться? Назад уж не повернешь: вдогон пойдут. Так на холку, иначе — на круп лошадям запрыгнут. И в горло вцепятся.
Он молчал.
— Ну?
— Маугли, — отчего-то промямлил он и тотчас в уме выматерил себя за дурость.
— «Мы с тобой одной крови, ты и я». Любопытно, как это звучит по-волчьему?
Говоря, она вытянула клинок из ножен и провела раскрытой ладонью по лезвию, а потом размашисто перекрестила сборище:
— Кэ хардха мард! Моё тайное — вашему явному. Даю залог и прошу отсрочить.
Звери неторопливо и с достоинством расступились. Кони, кося глазом и встряхивая гривой, прошли, едва не наступая на лапы и хвосты.
И пошли вскачь, так резво, что всадники еле их сдерживали.
— Вот это…Это было…
Сорди никак не мог довести фразу до конца.
— Ага. Высокоразумные звери попались, — еле дыша ответила Карди. — Сразу видно, кто у них головной.
— Он?
Женщина промолчала. Потом без большой охоты ответила почти невпопад:
— Думаю, до самого вечера дорога теперь будет свободна. Больше никого авось не приманим.
Тучи вверху разошлись, бледное небо очистилось, только на самом окоёме солнце садилось в грязную исчерна-серую вату, щедро обливая ее багрянцем. Всадники откинули капюшоны — пили чистый влажный воздух.
— Ты как насчет выпить-закусить, малыш? Напрочь отбило? Ладно, успеется ещё. Держу пари, на сей раз место нас само отыщет, и вскорости.
Так вот, дальше. Привезла я Джена в главную ставку. Чтобы не отвлекаться, скажу только, что именно там жили тогда оба Терга: в рукотворной пещере, по камешку и песчинке выбранной руками людей, будто армянский храм Гехард. И именно в этом Зале Статуй собирались легены ради своего суда или чтобы выбрать из себя первого среди равных. А вокруг него, сверху, снизу и со всех сторон, вся подземная сторона Лэнских гор была источена гигантским Водяным Червем. Карстовые пещеры и отходящие от них штольни. В них находились лучшие в том мире хранилища раритетов. И людей, разумеется.
Пока собирались легены — а делали они это ровно две недели, потому что я захотела непременного присутствия всех девяти, — нас с ним поселили рядом. Никто не охранял моего пленника: что и говорить, он с лёгкостью мог уйти от любой гончей своры, правда, положив уйму народу. Не хотел ни уходить, ни убивать. Знаешь, он обладал счастливым свойством души: отодвигал в сторону неизбежное и жил во всю силу души. Если ты знаешь, что так или иначе расплатишься за всё, что сделал в жизни, что это непреложный закон, — к чему переживать это как трагедию?