— Ты очень красив, — прервала паузу Кардинена.
Вода чуть спала или это ему показалось? Течение по-прежнему обвивало ему щиколотки своим арканом.
— Разве такое нужно мужчине?
— Да и женщине подобное лишь в тягость.
— Вот не знаю… то есть — ты разрешаешь мне говорить? Дело женщины — привлечь к себе иной пол. В том и прелесть, и ловушка, и погубление.
— Набор трюизмов. Хотя сила общих мест в том, что они общие. Обратная связь.
Теперь они вполне могли усесться рядом на глыбу.
— Лес уже кончил гореть — разлив больше не понадобится, — объяснила Карди. — Я же помню — на этом месте всегда был брод. Не считая весны, разумеется.
— Так вот, — продолжала она с необычно ровной интонацией. — Сказал «а», так будь любезен, говори и «б». Напросился — слушай.
— Ты вообще-то понимаешь, что женщина неспроста оказывается на мужской работе?
— Ну, конечно, есть и дагомейские амазонки, единственный достоверный случай женской армии, и индийская элитная гвардия раджей, состоящая из крутых дам. Русские эскадроны смерти. Времена, конечно, давние, но не такие уже. Да и в мое время фактически… разведчицы всякие. Радистки Кэт.
— Широкие у тебя взгляды. Тогда подберёмся с иного конца. Как ты полагаешь, я вполне отвечаю заявленному назначению? Ну, типа «баба-мужик», как твоя мама в детстве говаривала?
— Откуда ты знаешь?
— Я хороший лингвист и специалист по говорам. Устраивает объяснение?
Сорди подумал, что это ей подсказала либо здешняя разумная земля, либо память о прошлом бытовании.
И впервые посмотрел на Кардинену открыто, Непредвзято. Не оскорбляя даже тенью желания.
Она не такая, как ему показалось тогда, в подземной купальне. Да, телосложение вечной девушки, что стоит на самом пороге расцвета. Сухие мускулы без капли жира. Ключицы идеального фехтовальщика — ровные, длинные, как стрела. Лицо из тех, что напыщенно именуют иконописными — строгое, бесполое. И всё же…
Создаётся впечатление, что она систематически и с невероятным упорством приглушает, гасит свою женственность. Нет, не перегибом в сторону мужского начала — нисколько. Желая показаться просто человеком: формулировка из «Левой руки Тьмы» годится на все времена.
А теперь маскировка спала. И вовсе не вместе с одеждой, что стала привычна, как вторая кожа. С тем, что въедается в саму кожу, мясо и кости.
Клинок вышел из ножен и повернулся иной гранью.
Ярко-синие глаза на пол-лица. На самом деле они не такие большие и не такие васильковые — в глубине прячется отсвет грозовой тучи. Алые губы изысканной формы и цвета — такие сравнивают с розой, которой заперт смех, и с луком Амура, и брови такие, тонкие, «союзные», как у восточной пери, тоже с ним сравнивают. Шрам почти не виден — к Сорди повёрнута другая сторона, а он не спешит изменить положение. И невероятная грация всех до единого движений вплоть до мельчайших. Будто нет веса, нет привязанности тела к земле. И всё же эта плоть — отнюдь не облако, гонимое ветром. Плоть — от слова «плотная».