Карнавальная месса (Мудрая) - страница 2

Видимо, боги людей Бет, в равной степени жестокие и милосердные, как и они сами, были с ними все это время. И вот на безжалостно сверкающее небо накатились валы туч, и полил дождь. Длился он семь дней и семь ночей, и иссохшие жилы рек набухли водой, а земля отяжелела от влаги. А когда снова появилось солнце, уже не гневное, а ласковое и робкое, как женщина под облачным покрывалом, — травы пошли в рост с небывалой скоростью, и существа всевозможной формы и цвета, прыгая, бегая, летая и ползая, показались из песчаных нор и укрывищ, редких зарослей и пологих холмов и наполнили собой пустынную землю.

— Вот, Синее Небо даровало нам благоволение свое и указало место для вечного пребывания! — сказали шаманы.

— Кок-Тенгри желает, чтобы мы подкрепились от щедрот его и шли дальше по пути, что он указал нам ранее! — возразил главный вождь — каган.

И они двинулись дальше — те, кто понял себя как людей Пути. Ибо так бывало всегда: для воина родина — его седло и судьба — вечное кочевье. Однако вначале каганы оставили покоренном народу своих наместников с указом править справедливо, не отличая уже людей Бет от иных прочих, потому что всех их объединили страдание и мольба. Рассказывают также, что на пепелище самого большого костра выросло дерево тута, как знак места средоточия: ягоды его были вначале белы, затем алы, под конец иссиня-черны и так, зрея, сочетали в себе все цвета неба.

Шли и шли по степям и пустыням прежние и новые люди Бет, пока их конные разъезды не наткнулись на цепь застав, стороживших обильно заселенную страну. Народ ее ранее тоже кочевал: ведь все сыны Адама были когда-то странниками и путешественниками на просторной земле. Он был силен — его нельзя было покорить; горд — нельзя было согнуть; богат плодами своей земли и красотою детей своих — и за честь сочли пришельцы торговать с ним, брататься и заключать с ним брачные союзы в ознаменование мира.

Впрочем, мир был не так уж прочен. Роднились, и водили вместе караваны и суда, и чарками обменивались на пиру, но оставались беспокойными соседями, никогда до конца не понимавшими один другого. «Люди Ила», «Народ Палой Листвы», — так обыкновенно называли кочевники оседлых, что пали на свою землю, как волглый лист после бури, покрыли ее плодоносным слоем, точно после разлива великой реки, уходили вглубь нее, умирая, и давали семя, которое пускало в нее прочные корни. А вольный народ Бет вечно ходил по ковыльным своим, полынным степям, колючим пустыням, раздольным холмам; ходил со своими стадами и колесными домами из прутьев и войлока, и движение его по кругу подобно было змее, что кусает свой хвост, но не может уничтожить сама себя. Та же, но все-таки более густая или редкая вырастала трава на покинутых народом Бет местах, и те же струились потоки в землях, куда они откочевывали, но берега казались круче или, напротив, более пологи, чем в прошлом году. Ничего нового не было для них под солнцем, однако сам мир и само солнце казались зыбки и туманны, словно свое собственное отражение в озере, покрытом мелкой рябью.