Все-таки лес беднел. Но если в степи легко можно было уйти с тощей земли на многоплодную, то лесным жителям мешал их тяжелый быт, их обустроенность — свой дом, свой клочок расчищенной земли, немудрящий скарб, какой-никакой, а все же часть тебя. Так и сидели, доколе почва на засеках не бессилела, а зверь не переставал показываться охотнику. И голод стучался в двери и слюдяные оконца.
Что делать — уходить и снова выжигать лес, снова губить своего кормильца? Раз за разом они решались на это все с большим трудом.
И вот однажды они рискнули отказаться…
Ранним летом, когда только еще появлялись первые грибы и ягоды, трава наливалась соком, а тощие и бойкие звери, перезимовав под снегом вместе с травой или пробродив зиму в кустарнике, чуть нагуливали жирок, — леты уходили по еле заметным тропам. Строили шалаши, заимки и похожие на гнезда дома на ветвях. Легка стала их поступь по земле, и на ветви они взлетали, подобно соболю или кунице. Земля, которую они оберегали своим бродяжничеством, была к ним щедра и ласкова. Не трогали их сытые лесные волки, не кусали змеи в мрачных лесных распадках и не наводила лихорадку ледяная вода из подземных ключей. Путь их вел все вперед и вперед, и все чаще зима заставала их совсем в иных местах, может быть, в чужой, такой же брошенной соплеменниками деревне. Только теперь не было чужих деревень и чужих домов, и стало обычаем, уходя, оставлять хозяйство для пришлеца и гостя — того, кто придет следом.
Когда первые из них дошли до моря, оно тоже было чужое, чуждое — и, однако, открытое всем. Оно шумело и ударяло в берег, а вокруг него было иное море, почти неподвижное, из белого песка с узором волн — дюны. И почти такое же коварное: зыбучие пески могли затянуть в себя неотвратимее, чем вода или моховые болота, которые народ Лет знал слишком хорошо.
Оба моря были полны опасностей — и богатств. Дети, играя, первые нашли в песке удивительные камни: непрозрачно-желтые или истемна золотые и лучистые, в грубой, как земля, корке или обкатанные морской водой. От обыкновенного камня они отличались те, что плавились и горели в огне, но благодаря своей тленности казались еще прекрасней. Рыба в соленой воде была крупнее, неповоротливей и сочнее той, что ловили они в лесных речушках. Женщины плели на нее сети, мужчины строили лодки, чтобы плавать за ней, и умели справляться с волной не хуже, чем с буйным речным течением.
Так прожили они полуоседло не один век, борясь с морем, то побеждая, то терпя поражение (гибли рыбаки, тонули дети), — когда именно с моря нашла на них пущая беда.